В ту минуту Максу хотелось, чтобы Славка унял свой язык, но он ничего не сказал ему, и тот дал собственному воображению разгуляться. Наконец, после сального монолога, который и Тинто Брасса вогнал бы в краску, Славка заговорил серьезным тоном:
– Эта телка, Макс, не для тебя. Не для таких она. Она для парниши, который называет свою мать мамулей, учится в универе, ведет заумные беседы и думает о будущем, хотя о его будущем уже подумали его родители – приготовили сыночку тепленькое местечко. Вот с ним Танюша будет ходить по театрам, рассекать на хорошей – не понтовитой, но добротной, дорогой – машине. А еще она будет ночами пялиться с этим фраером на звезды. «Это что, Большая Медведица?» «Нет, дорогая, это Малая Медведица».
– Барахтаясь в дерьме, тоже можно смотреть на звезды, – вздохнул Макс.
– Можно, можно, – на Славкиных губах появилась улыбка, какая возникает у сотрудника ДПС, которого в стельку пьяный водитель уверяет, будто выпил всего одну бутылку пива. – Только тому, кто барахтается в дерьме, никогда до этих звезд не дотянуться.
– А тем, кто не барахтается, дотянуться?
– Им тоже не дотянуться. Но зато от них не так воняет. Помнишь, мы с тобой как-то смотрели передачу про Индию, про касты? Так вот, у нас тоже есть касты, и из-за них между людьми возникают чертовы пропасти. Да, ты можешь долгое время водить людей за нос, и, кстати, у тебя это получится, потому что ты начитанный. Там Шекспира пихнешь, тут – Достоевского, все рты и разинут. Только вечно маску-то не проносишь, рано или поздно выдашь себя. А у этой Тани папа какой-то бизнесмен нехилый. Сечешь? Зачем ему такой зять? Он ментам занесет, чтобы тебя поскорее с пробега сняли. Есть люди, которые не любят вникать в детали. При них курнул анаши – и ты конченый наркоман, и не отмажешься никакими объяснениями. Для таких, если в тюрьме сидел – значит, бандит и подонок, значит, подальше от тебя нужно держаться. Касты, паренек, касты!
Повисла проникнутая грустью тишина. Однако ребята, подобные Максу, недолго предаются унынию; треугольные глаза страдальцев и опущенные уголки рта меланхоликов – не про них. Они гонят печаль, стоит ей лишь замаячить поблизости.
– Понимаешь, – серьезное лицо Макса смягчила улыбка, – Охота чего-то настоящего – чтоб снаружи блестело, и внутри не пусто было.
– У-у-у…
– Думаешь найти красивую тайну, а потом видишь, что она для тебя такая же тайна, как для сантехника засорившийся унитаз.
– Понимаю, – в голосе Славки опять послышалась ирония. – Найти идеал непросто. Понравились сиськи, а к этим сиськам придется взять в придачу говенный характер. А вот сказочной души девушка, и тити у нее круглые, но ноги кривые, смотреть противно. Короче, – ирония исчезла, – об этой Тане мало что известно.
– Это хорошо! – Макс победоносно вскинул сжатую в кулак руку. – Если о девчонке много говорят – значит, она шлюха, если мало болтают – стало быть, порядочная.
– Телка, которая с нею долго общалась, называет ее стервой…, – произнеся это, Славка вновь увидел взметнувшуюся вверх руку.
– Нормуль. Ежели одна баба называет другую стервой – значит, она ей завидует.
У Макса на все был готов ответ, а это означало одно: он решительно отметает от образа Тани все, что могло бы его очернить.
Славка все понял и, отвернувшись, улыбнулся. Он представил Макса, идущего рука об руку с Таней – и ему стало смешно.
В минуту, когда на его лице блуждала невидимая никем улыбка, отвратительная рука ломки похлопала его по плечу. Он поднялся, быстро, стыдясь своей лжи, затараторил о каких-то родственниках, которым надо ни жить ни быть сегодня помочь, но, увидев разведенные в стороны руки друга, умолк.
