Читать онлайн Валерий Заболотный - Керченские истории. Сборник



От автора


Связь поколений. Всего два слова и так много смысла. В чем эта связь выражается? Да все просто – в обычаях, традициях своего народа, а также в его памяти. В памяти тех событий, из которых была соткана жизнь поколения. Ведь стоит нам забыть своих предков, свою историю, мы превращаемся в безликую массу, которой уже можно навязать другую память и другую историю, преподнося ее как истинную и настоящую. Народ без памяти не имеет будущего, такими людьми можно легко манипулировать и навязывать им чужие ценности и чужие идеалы. Почему мы это позволяем? А не потому ли, что сами не интересуемся и знаем историю родного края, историю своей семьи, рода, да что там говорить, зачастую не знаем даже имен своих прабабушек и прадедушек… В своей небольшой книге, сотканной из обрывков воспоминаний моего отца – Заболотного Павла Владимировича, которыми он делился со мной на протяжении всей своей жизни, я попытался на примере одной семьи, одного рода, на долю которого пришлись тяжелые годы Великой Отечественной войны, заполнить эту брешь, соединить время связью поколений. Как мне удалось это сделать – судить читателю. Да простит меня читатель, за несоответствия имен героев повествования (или наоборот за их соответствия), некоторые неточности, ведь повествование это изложено по памяти ребенка, и записано мной уже после смерти моего отца, однако все сюжетные линии и факты являются подлинными, такими как их видел и знал от предков мой отец, также мной, насколько это возможно, в произведении переданы говор и наречия местных жителей тех времен, практически дословно.


                        Книга первая

                   Плач морской чайки


                                                      Отцу моему посвящается…

глава первая

Меж холмистых степей Восточного Крыма, невдалеке от города Керчи, на территории Маяк-Салынского (ныне Ленинского) района, ютится небольшой поселок. Его дома разбросаны, казалось бы, хаотично в низине, среди возвышенностей, но все же, в этом есть определенный порядок. Издавна люди выбирали для жизни места под горой, на косогоре или небольшой площадке, оставляя обширные ровные пространства для возделывания пашни, выпаса скота. Так случилось и в нашем случае – как говорят старики – селенье наше – Булганак (ныне- Бондаренково), а именно о нем сейчас идет речь, возникло, когда три одиноких хутора решили объединиться и начать жить совместно, образовав при этом это поселение. До этого хутора эти располагались также недалеко друг от друга, и их можно было обозреть с ближайших возвышенностей. Так, один из них, стоял у подножия Вала (с юго-восточной стороны) – длинного высокого холма, тянувшегося вдоль побережья Азовского моря, другой в районе Цвеликова бугра, а третий – на нынешнем месте села. Объединившись, люди основали поселение и стали помогать друг другу по-соседски: возделывать пашню, пасти скотину и ловить рыбу. А рыбы в нашем море по тем временам водилось намного больше, да и была она покрупнее. Такую рыбу как бычки (или по-керченски «бички» ) за рыбу и не воспринимали, а некоторые особо зажравшиеся коты, к слову сказать, даже есть ее не желали. Ловили, в основном, рыбу красную – белугу, осетра, севрюгу, а также кефаль и судака, зимой – керченскую селедку, когда она сбивалась в косяки и подходила ближе к берегу. Часть улова рыбаки продавали в городе, на базаре, а часть пускали в пищу в любом виде. Из такой рыбы получалась необыкновенной вкусноты уха, которую, зачастую варили рыбаки прямо на берегу, ну а, вернувшись домой семья собиралась за столом и могла поесть соус из свежеприготовленной рыбы – это кушанье вошло в жизнь керчан очень прочно и до сих пор, представляя, по сути своей, очень густой суп, где основными ингредиентами были: картошка, лук, морковь и рыба ( позже, в наши дни за неимением красной рыбы хозяйки, знающие этот рецепт, заменяли ее, по возможности, мясом). Также керчане, при изобилии, могли поесть рыбу жареную, а спустя некоторое время, после засолки и вяления на свежем воздухе – и особого, отменного качества балык из краснюка, как его тогда называли. Балык этот, отливающий своим янтарным цветом на солнце, делали люди и до последних времен, до тех пор, пока рыбы красной в море не стало, да и представителей других пород стало значительно меньше.

В те же времена, благодаря водившейся в изобилии рыбе, местные жители, даже в самые лютые неурожаи, продразверстку и прочие напасти, случавшиеся в завидной периодичностью в наших краях, никогда не умирали с голоду, что было не редкость по тому времени в остальной России: на Украине, в Поволжье и других местах нашей необъятной страны, как бы и когда она не называлась.

Из этих мест и бежали люди всеми правдами и неправдами в Крым, к морю, спасаясь от голода, ведь на то время море могло прокормить всех. Бегут люди в Крым и в наши дни, спасаясь от безденежья, пытаясь найти лучшую судьбу, но уже не то море, и не те люди их ждут, да и не ждут вовсе, как и не ждали тогда. В окрестных селах, да и в самом городе на тот момент жили люди разных национальностей. В основном народ местный был смесью русско-кубанской культуры, с примесью татар, крымчаков и караимов, также в этом этносе выделялись итальянцы и греки, которые проживали, как правило, в городе, особняком, сохраняя свои обычаи и культуру. И, конечно же, были евреи (куда без них в теплом приморском городе) – они составляли касту, как правило, привилегированных сословий – портных, торговцев и прочих дельцов. Итальянцы славились возделыванием сложных для выращивания в нашем климате культур – помидоров, и не жалели своего труда, обрабатывая большие поля, на которых созревали овощи. Влаги в земле и на тот период было немного, поэтому еще с тех времен от старых итальянцев мне запомнилась фраза: «одна сапка – полдождя, две сапки – один дождь», что означало, если обработать сапкой (цапкой) два раза участок с помидорами, это все равно, что прошел один дождь.

Со времени основания села, оно выросло, с приходом большевиков в наш край, в нем основали колхоз «Красный пахарь», который объединял земли близлежащих сел – Булганака и Катерлеза, и жизнь в колхозе потекла своим неторопливым ходом, чередой своих неторопливых событий. Колхозники занимались тем, что возделывали пашню, основанная рыбацкая артель занималась выловом рыбы, которая поставлялась в город через заготконторы для дальнейшей реализации. Народ на селе в ту пору был трудолюбивый, как говорили, «завзятый» и не гнушался тяжелого физического труда, добывая свой хлеб насущный. Часть мужского населения трудилась в «скале», так называли катакомбы, расположенные прямо за околицей Булганака, где вручную, под землей, люди вырезали камень или по нашему «штуки», из которых и строили дома, в своем селе, а также в окрестных городах и селах. Люди позажиточней, крыли свои дома черепицей – «татаркой», в виде полукруглых желобов небольшой длины, скрепленных меж собою особым глиняным раствором. Конечно у тех, кто был победнее, крыши не славились таким богатым убранством и были покрыты чем угодно: от кусков железа до простой соломы. Народ в своей массе был местный, парни женились на девках, из своего села, либо сел окрестных, городские девушки, в основном, обходили стороной деревенских парней, но им и так хватало внимания. С некоторым недоверием относились местные к приезжим, называя их «переселенцами» и слово это до сих пор можно встретить на устах жителей села, и в названиях улиц, хотя многие уже и не знают и не понимают его значения.

Относясь к переселенцам с недоверием, местные зачастую смеялись в глаза их говору и произношению, и дивились некоторым неизвестным доселе именам и названиям. Кстати о языке. В селе все говорили на простом и понятном для всех языке, однако выходя в город – скупиться в лавку, либо на базар, а вдруг и сфотографироваться на карточку (бывало и такое) старались говорить на другом языке – «по-городскому», прежде всего, чтобы не выглядеть простачками, «деревенщиной». Много лет спустя, я сам, оказавшись в городе, узнал, что эти два языка или наречия, которые мы считали городским и деревенским, на самом деле являются языком русским – для городских жителей, и украинским – для селян.

Ну, а теперь стоит сказать и о главном герое сего повествования, то есть обо мне. Вот этот белобрысый мальчуган, с коротким, выгоревшим от солнца волосом, стоящий в пыли, в «постолах» (вид сельской обуви) на сельской дороге в коротеньких штанишках и есть я. Зовут меня Павка, и я уже взрослый, ибо у меня есть младший брат – вечно что-то жующий пузатый коротыш, за которым я должен следить и годить ему, иначе мне будет горе. Излишне говорить, что когда появился Иван (так зовут моего братца), детство для меня закончилось, и я стал «здоровилой», к слову сказать, на то время шел мене уже пятый годок. Конечно, я его невзлюбил, однако свои обязанности нес исправно, в том числе и от того, что опасался батьковых тумаков. Батько мой, Владимир, был человек суровый, каких и вынашивала тогда наша земля, он работал «в скале», чем кормил семью, продолжая свой род Заболотных. От него я знал, что дед его, Тарас, в далекие царские времена пришел пешком из Украины и основал здесь род свой, взяв в жены девушку и родив двух сыновей – Харитона (моего деда) и Трофима, который рано умер, отчего продолжения своего рода не имел. Кем была моя прабабка – я не знаю, и имени ее уже никто не вспомнит.

Мама моя, Мария, была женщиной дородной, с красивым открытым лицом, и, не смотря на суровый быт окружающий ее, была женщиной задорной, и я бы даже сказал искрометной, чем, несомненно, нравилась моему отцу, хотя, все равно ей от него и попадало, ведь время и нравы были такие. Тогда считалось, что если муж свою жену не бьет, то и не любит он ее вовсе, будто она ему безразлична. Мама рассказывала мне, что дед ее был по национальности пОляк, однако далее подробности мне неизвестны.

Конечно, у меня были дед и баба, по отцовской линии, к которым я любил бегать в гости, так как жили они неподалеку. Деда звали Харитон, как я уже говорил, однако многие его звали дед Пультэка, почему именно возникло такое прозвище, по какой причине и что явилось основанием, мы уже никогда не узнаем. Вообще деревенские жители были еще те мастаки давать прозвища – достаточно было не так произнесенного слова или фразы и к человеку мгновенно она приклеивалась, и он становился обладателем прозвища.

Одним прозвища давали по происхождению, другим по наитию. Достаточно было одному парню обмолвиться и на шпака (так у нас называли скворцов), сказать «пштак», так он тут же стал Пштаком, а позже и дети его – пштаками, или детьми Пштака или пштакинчатами. Одна женщина, имени ее я уже не помню, приехала, сбегая от голода из Поволжья, и поселившись в Булаганке, женила своего сына, Ивана на местной девке. Уж как звали эту несчастную девушку никто и не помнил, а все потому, что свекровь назвала ее при людях, как привыкла у себя на родине – снохой (что до сего случая никто в селе не слыхивал), так и осталась бедная девушка Снохой, а дети ее – Сночынчатами. Особо запомнилась мне баба Мещиха, которая жила неподалеку, она разговаривали с сильным поволжским акцентом, делая ударение на «о», и врезалась мне в детскую память ее фраза: