Ким Ир Сен: Вождь по воле случая - страница 3



И наконец, еще один стилистический вопрос заключается в том, транслитерировать или переводить иностранные термины, то есть, например, писать ли «инминбан» или «народная группа»? Автор этих строк – сторонник второго подхода. Ведь когда кореец слышит слово «инминбан», он воспринимает его не как набор звуков, а как значимое слово, так же как россиянин, услышавший словосочетание «народная группа», поэтому для точной передачи значения перевод подходит намного лучше.

Вообще иногда транслитерация даже используется для того, чтобы скрыть изначальное значение слова. Классический пример – слово «хунвейбин», которое вообще-то значит «красногвардеец»: понятно, что в годы советско-китайского раскола «Правде» было как-то не с руки писать о «погромах бесчинствующих красногвардейцев».

Автор же этих строк, напротив, ставит своей целью отразить северокорейскую действительность как можно более объективно, поэтому северокорейские термины в книге приводятся в переводе: «происхождение», а не «чхульсин-сонбун», «центр перевоспитания», а не «кёхвасо», «религия Небесного пути», а не «Чхондогё» и т. д. Исключение сделано для официального названия северокорейской идеологии – чучхе. Как увидят читатели, в Северной Корее это слово со временем превратилось в такое же бессодержательное звукосочетание, каким оно стало в русском языке.

Часть первая

Становящийся Солнцем

Глава 1

Школьник

Корея начала XX века была одним из самых архаичных и замкнутых государств на нашей планете. Страна находилась в состоянии экономической, культурной и политической стагнации. Главной причиной этого была государственная идеология, которой придерживалась корейская правящая элита. Такой идеологией было неоконфуцианство – доктрина, объявляющая Китай начала первого тысячелетия до нашей эры государством с идеальным общественным строем. Многие десятилетия корейские неоконфуцианцы с усердием, достойным лучшего применения, отвергали почти все попытки инноваций, как технологических, так и социальных. Подобная реакционная идеология неизбежно обрекала страну на крах.

Крах этот произошел в 1910 году, за два года до рождения героя нашего повествования, когда корейское государство исчезло с политической карты мира. Страна была официально аннексирована соседкой – Японской империей – в качестве колонии. Правящая династия была смещена, ей на смену пришел генерал-губернатор, назначаемый из Токио.

В первые годы японского правления Корея переживала поистине тектонические изменения, сравнимые разве что с петровскими временами в России. Тэраути Масатакэ, первый генерал-губернатор Кореи, проводил курс на модернизацию колонии, и проводил его железной рукой, не считаясь с мнением местных жителей. Такая позиция была совершенно естественной для крупного японского чиновника тех лет: как и для многих других колонизаторов, для японцев Корея была отсталой, неразвитой страной, которой надлежало нести свет японской цивилизации – ведь тогдашняя Япония была единственной азиатской страной, принятой в клуб великих держав, и считала себя носителем прогресса.

Многие из перемен, принесенных японцами, остались с корейцами навсегда, став частью местной культуры. Генерал-губернаторство упразднило старую конфуцианскую систему образования и заменило ее школами современного типа. Оно ввело в Корее современную систему бюрократии и документооборота. Японцы широко внедряли в колонии правила гигиены, что приводило к снижению детской смертности и росту продолжительности жизни корейцев.