– Тогда ответь, какого же черта ты вновь нарушаешь это простое правило?! «Седьмая песня» – один балл из десяти? – Редактор приблизил лицо к экрану, чтобы разобрать текст. – Это же великолепное патриотическое кино о музыканте, которое показывает подвиг… великого… Чего? – Он посмотрел на Андрея. – Почему ты поставил ему один балл?
– Если бы не музыка Шостаковича, я бы поставил ноль.
– Смешно, аж обожраться. А меня сегодня на планерке знаешь как дрюкали за твой один балл? Я жену так никогда не дрюкал.
– Не повезло ей.
– Сейчас не об этом…
В голове редактора пролетела мысль о трубе. Он на мгновение обернулся и посмотрел в окно. Труба еще стояла, но, кажется, уже наклонилась в его сторону. Упадет или нет?
– Переписывай! Минимум должно быть восемь из десяти. Это приказ с самого верха. Иначе будет как в тридцать седьмом.
– Кабинете? – усмехнулся Андрей.
– Году! – Редактор сбавил голос: – Перепиши, не вредничай.
– А как тогда?..
– Вот не надо рассказывать о сраных чувствах читателей! – перебил его редактор. – Они переживут, а вот ты… мы… Мне сказали, что, если не напишешь, нужно тебя уволить.
– Уволить вашего лучшего кинокритика?
– В тридцать седьмом считали, что незаменимых нет.
Андрей перевел взгляд на окно, тоже посмотрел на трубу.
– Я недавно давал интервью Юре, на мне держится журнал…
– Сегодня он держится на тебе, а завтра – на другом. Пойми, здесь важен не тот, кто делает правильно, а тот, кто делает нужное руководству.
– Не хочу продаваться. Мне батя всегда говорил, что важна честь. Если напишу хорошую рецензию на плохой фильм, что будет с моей честью?
– Но, по правде говоря, кино-то неплохое, – проговорил редактор. – Мне даже понравилось.
– Неплохое кино – это «Переводчик» Гая Ричи. А «Седьмая песня» – это плохое кино, которое нельзя ругать, потому что тогда ругаешь историю страны. Но это не так. Я ругаю именно кино, и я это подчеркнул. Кино, которое со всех точек зрения плохое… Кроме, разумеется, музыки Шостаковича.
– Один смотрит на асфальт и видит говно, а другой – зеленую травку, продирающуюся сквозь бетон, – проговорил редактор.
– Не надо бросаться умными фразами. Если смотреть на собачье дерьмо, оно и останется собачьим дерьмом.
– Короче, кино. – Редактор посмотрел в экран и выдохнул. – Володя Портянский хочет получить от тебя положительную рецензию. Уж много плохого ты наговорил о его фильмах на интервью… Для него это вопрос принципа, наверху ради него тебя даже уволят.
– Вот и посмотрим, чей принцип сильнее.
– Я тебе сразу отвечу: принцип сильнее у того, у кого больше денег.
Обычный зал в двухкомнатной квартире. Ближе к окну, возле батареи, на металлической стойке был растянут большой белый экран. Он перекрывал почти всю стену. Напротив, возле другой стены, на столе стоял маленький белый проектор.
Пятеро сидели на своих местах.
Они часто собирались в квартире Андрея, чтобы посмотреть умное кино и почувствовать себя интеллигенцией. И это не абстрактное понятие. Громкое слово «интеллигенция» возвышало четырех неудачников и кинокритика над всеми. Кто еще будет смотреть древний фильм Годара «Безумный Пьеро»? А они посмотрели его на днях и даже провели пустую дискуссию. А потом каждый по отдельности восхищался, что посмотрел самого Годара, хоть это было очень нелегко.
Юля обычно садилась на диван и зевала весь фильм. Толстый Юра сидел на полу (там не очень жарко) и почти всегда комментировал происходящее, чтобы убить скуку. Миша, худой водитель-ремонтник, обычно то сидел, то стоял (затекали ноги). Он находился здесь, пытаясь разнообразить скучную рабочую жизнь. А Вика, немного полноватая брюнетка, садилась на табуретку, а табуретку прислоняла к стене (так осанка сохранялась). Почти всегда на середине фильма она засыпала, а потом резко просыпалась и спрашивала: «А что он сказал?»
