Но его кинжал был всё ближе и ближе, он нависал надо мной, как сама смерть. Мои силы были на исходе, по всему телу пробежала холодная волна, руки мои слабели, и в этот момент она схватила мой кинжал и с каким-то криком воткнула в спину брата.
Его руки ослабли, он обмяк, я скинул его с себя и увидел прямо перед собой испуганное её лицо. Она, закрыв лицо руками и не проронив ни слова, подошла к раненому брату, положила голову на грудь и прислушалась. Потом оторвала длинный лоскут от своей одежды, осторожно вытащила кинжал из плеча и перевязала, а затем громко позвала прислугу.
Открылась дверь, и вбежала ошарашенная прислуга, качая головой и приговаривая что-то на своём языке. Опустилась на колени перед раненым. Осмотрев его перевязанную рану, поднялась с колен, что-то сказав хозяйке, после чего быстро выбежала из кельи.
Я подошел к моей любимой, посмотрел ей в глаза, поцеловал её в заплаканные глазки, поблагодарил за спасенную мою жизнь, и мы обнялись. Она крепко прижалась ко мне и еле слышно заплакала. Так стояли мы, обнявшись, понимая, что случилось что-то ужасное, трагическое и что теперь нам несдобровать.
А потом она опустилась перед братом на колени и разразилась горькими рыданиями. Видимо, брат услышал её, очнулся, что-то еле слышное произнёс, немного пошевелился и опять закрыл глаза. С закрытыми глазами он долго что-то говорил, она кивала, с чем-то соглашалась, иногда отвечала.
Потом, поцеловав его в лоб, быстро встала, взяла меня за руку, сказала, чтобы я взял кинжал брата, а свой оставил на месте. Я взял его кинжал, положил рядом с ним, стал на колено, попросил у него прощения и сказал, что его сестра чиста и невинна, что у нас ничего не было, что я её люблю, что буду оберегать её и любить всю жизнь. Я склонил свою голову перед ним, попрощался, и мы быстро побежали вниз по лестнице.
Пробежав по узкой лестнице до половины башни, она остановилась, резко повернулась и взглянула на меня. Я смотрел на неё сверху и думал про себя: «Какая же красивая, аж страшно».
На меня смотрели огромные, красивые глаза; в полутьме они казались еще чернее. Длинные ресницы бархатом ложились вокруг глаз, выделялись на её лице. Полные, красиво очерченные губы были сжаты, и было видно, что она очень серьёзна и хочет что-то сказать. Она глубоко дышала, её грудь то поднималась, то опускалась.
Я не мог оторвать глаз: смотрел то на губы, то на глаза, то на грудь. Она долго смотрела на меня, и её зрачки бегали лучом по моему лицу, то останавливаясь, и тогда я физически ощущал её пронзительный взгляд, то опускаясь и закрываясь ресницами, и тогда казалось, что девушка скромно смотрит вниз, потупив взгляд.
Она снова бросила на меня свой глубокий взгляд…
– Скажи мне, – сказала она, – ты меня любишь, ты меня не бросишь?
– Теперь мы навеки вместе, я тебя не просто люблю, я тебя безумно люблю! – воскликнул я.
Мы обнялись. Я крепко сжал её и горячо поцеловал. Опомнившись, мы побежали дальше. Добежав до тяжелых дубовых дверей, мы остановились и прислушались, приоткрыли дверь и сквозь образовавшуюся щель осмотрели все вокруг.
Было тихо, только лошади громко фыркали, мотая головой. Две лошади стояли на привязи. Одна – лошадь брата, Гузэль, вторая принадлежала его верному слуге, которого нигде не было видно. Мы переглянулись, без слов поняли друг друга.
Подбежали к лошадям, погладили их по гриве, успокаивая. Она с моей помощью взобралась на лошадь брата, я – на вторую. Взяв поводья в руки, только успели развернуться в сторону ворот, как из дома выбежала прислуга с корзиной в руках, подбежала к нам и быстро приторочила её на мою лошадь.
