Потом что-то сказала своей юной госпоже, и мы, пришпорив лошадей, во весь апорт выехали за ворота. Тут же послышался крик, грянул выстрел (скорей всего вверх, иначе подстрелили бы нас, как голубков, так как с такого расстояния промахнуться невозможно), потом другой…
Опять выстрелы – но мы были уже далеко. Наши кони несли нас, как на крыльях. И тут нас разобрал смех: мы были счастливы и почти безумны от простора, от нашей любви, от свободы… Поднявшись на возвышенность, мы увидели прекрасную панораму: справа и слева – горы, а за ними – еще горы, серо-сизого цвета и высокое небо с парящим орлом – символом Кавказских гор. Немного слева, внизу, мы увидели, как из замка выехали один за другим несколько всадников. «Погоня!» – вырвалось у меня. Мы немного покрутились на месте, решая, что дальше делать.
До нашего гарнизона, который стоял в крепости «Внезапная», было верст десять-пятнадцать. Крепость стояла близ леса, на правой гористой стороне быстрой каменистой речки Акташ. В крепости находились казармы, церковь и каменные дома. Вокруг них – крепостной вал, на котором четыре бастиона с большими орудиями. Этот вал соединялся с форштадтом, где живут в собственных домах женатые казаки. Здесь находился дом полкового священника, казармы, маркитантский двор и две обхваты, или заставы, из коих одна – на реку Акташ, по дороге к укреплению Костычи, а другая – в Андреевский аул, отстоящий от форштадта не более версты.
Наши казачки за дровами ездят из «Внезапной» всегда с конвоем, это называется «оказией». Скот пасут за рекой Акташ тоже под конвоем, так как нередко случалось, что абреки нападали на скот. Я знал, что в это время наши казачки обходят дозором вдоль реки, поэтому мы свернули. Нам надо было немного спуститься ниже, чтобы наверняка там встретиться с казачками.
Наши кони, привыкшие к таким переходам, спускались уверенно, как бы зная дорогу по камням и бурелому. Но произошло непредвиденное. Наши кони вдруг заупрямились, никак не хотели идти. И не зря… Из кустов выскочил барс и большими прыжками промчался мимо и скрылся в чаще. Мой конь встал на дыбы, задняя нога соскользнула с камня в щель, лошадь дернулась в сторону, и мы услышали хруст сломанной ноги.
Я успел спрыгнуть, конь рухнул всем своим телом на камни. Делать нечего, коня надо пристрелить, но нечем. И тут вдруг моя юная любовь спрыгнула с коня, подошла ко мне, недолго раздумывая, вытащила из ножен кинжал, наклонилась и вонзила его в шейную артерию лошади. Кровь пульсирующим фонтанчиком вырывалась из умирающего животного, а она спокойно вытирала кинжал от крови, не отрывая глаз от затухающей жизни…
Я прервал её оцепенение, скомандовав: «Пора!» Она даже вздрогнула. Мы вдвоём залезли на коня брата и продолжили спуск к реке. Медленно обогнули ещё один крутой вал, там уже пошла более пологая тропа вдоль берега бурной речки Акташ. Мы были уже совсем рядом от нашего гарнизона. Были видны сторожевые башни на излучине реки по периметру вала. Чувствовалось, что Güzel устал, покрылся испариной, и надо было напоить коня. Невдалеке был брод, и мы решили там спешиться и напоить коня. Так и сделали.
Около брода речка немного расширялась, и поток был не такой быстрый. Я помог Айжене слезть с коня, взял её за осиную талию, прижал её к себе, посмотрел в её глаза цвета чёрной смородины, крепко прижал. Она обняла меня за шею, и мы утонули в головокружительном поцелуе. Погони не видно, поэтому мы расслабились: улыбались, нам было хорошо.
