Потому я без промедлений двинулся к лодке, после чего отчалил от островка.
Учитывая, что моих запасов вполне хватало для продолжения плавания, у меня не могло возникнуть сомнений в том, что моё путешествие будет совершенно беспрепятственным.
Но судьба, видимо, решила подбросить мне новое испытание, более жестокое, угрожавшее моей жизни.
Мне казалось, что за день я успею доплыть до следующего берега, и на том всё свершится, однако расстояние, разделявшее «отцовскую обитель» и мир свободы и просвещения, оказалось куда более существенным.
Так я продолжал бороздить морские просторы до позднего вечера, пока внезапно надо мной и моим судном не сомкнулись грозовые тучи. После первого же раската грома нахлынул проливной ливень, лишивший меня возможности видеть вокруг себя. Пребывая в крайнем замешательстве, я прекратил грести, вскочил с лодки и стал приглядываться в даль в надежде отыскать хоть самое незначительное подобие суши.
Промокший под дождём, я оказался просто бессильным перед природной стихией; поблизости не было ничего и никого.
Быть может, решил я, что то есть наказание Божье за моё великое согрешение. В потёмках предстали перед моими глазами нечёткие очертания грозного отцовского лица; смотрел он так, словно хотел вот-вот замахнуться на меня кнутом. В испуге я упал на киль лодки. Ещё немного, и на моё судёнышко должны были нахлынуть разъярённые волны, и с тем мой побег окончился бы бесславно.
И всё же, несмотря на обильный ливень, шторма за ним не последовало. Возможно благодаря моим усердным молитвам и глубоким раскаянием, порывы ветра стали ослабевать, дождевая осада прекратилась, и вместе с тем рассеялась тёмно-серая мгла, окутавшая меня и моё судно.
Вздохнув с облегчением, я огляделся по сторонам и заметил, что хоть лодка с припасами и уцелела, а всё же она была отнесена волнами на значительное расстояние. Вдалеке меня встречал мелькавший временами свет от маяка, потому я пришёл к выводу, что достиг-таки своей желанной цели. Было несомненным то, что я доплыл до порта, а значит, тут и начинается мой новый жизненный путь, который мне ещё предстояло изучить, и по которому мне завещали идти и идти, не думая ни о чём, что может каким-то образом заставить меня усомниться в непоколебимости принятого мной решения.
И пусть отец с матерью трижды меня проклянут за то, что изменил их укладу жизни, за то, что отрёкся от долга, мне предписанного предками. Возвращение в дом для меня означало признание деспотии и всевластия единственно возможным путём для личностного развития человека. Но разве моя задача не доказать обратное, не продемонстрировать им всю несостоятельность данной теории, опровергнуть её доводы и выйти из многовекового заблуждения, в коем пребывал я на протяжении всех своих четырнадцати лет в заточении у отца, Серджио Селлазаре?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Уже на протяжении многих лет рыбацкое поселение Монтенья, расположенное к югу от Неаполя, славится тем, что именно его жителями обеспечивается большая часть поступающего на торговые рынки города промысла. Имея весьма выгодное стратегическое положение (посёлок обладал выходом к морю и находился на пересечении наиболее значимых морских торговых путей), Монтенья стал местом, куда стекалось множество рыбных торговцев со всего Средиземноморского побережья Италии; они проводили собственные ярмарки и открывали прилавки, привлекавшие жителей соседних деревень своей изысканной продукцией. К тому же, именование Монтеньи посёлком в последнее время являлось весьма условным: активный приток сюда иностранных торговцев и товаров привёл к неминуемому расширению поселения, потому нынешний облик Монтеньи не имеет ничего общего, скажем, с пятью или шестью годами ранее. И всё же дальнейший рост его замедлился, поскольку городские торговцы из Неаполя, во избежание конкуренции с новым формирующимся центром рыбной торговли, приняли инициативу, поддержанную местными городскими властями, по замедлению темпов роста Монтенья. Таким образом, посёлок этот, потеряв некоторую независимость, стал по-прежнему существовать в тесной связи с Неаполем, куда и поставлялясь вся выловленная на побережии рыба. Теперь Монтенья слывёт тихим, ничем не примечательным рыбацким краем, где всё завязано исключительно на торговых отношениях с центром.
