Бродяги, воры, разбойники, профессиональные нищие, наемные солдаты – люди, у которых хватает ума и силы жить не так, как другие. Не ковыряться в земле, не горбатиться за ремеслухой, не прислуживать богатеям – для чего: все равно случится засуха или наводнение, жирный мытарь отберет выручку, капризный хозяин выдерет плетьми и прогонит со двора. А то и просто придет кто-то, кто отнимет все, что можно отнять. У воров, бродяг, наемников и нищих свой промысел. Он не зависит ни от погоды, ни от хозяев и чиновников. Только от силы, наглости, изворотливости, ловкости. Только от собственных рук и ног.
Знаете, что такое дом? Это место, откуда тебя никто не может выгнать, а ты можешь выгнать любого. Есть у вас такое место? И я думал, что у меня оно есть, пока… но словом у вас его тоже нет. Вас может выгнать ушлый родственничек, домовладелец, кредитор, иноземный солдат, пожар, наконец… У этих людей нет дома. Их дом вся земля, весь этот мир, куда смогут донести их босые подошвы. И изгнать из этого дома может только смерть.
Там, где люди в силах, они стягивают землю ремнями – люди не любят свободную землю. Ремни врезаются в тело земли, и их называют дорогами. Чем больше дорог, тем тяжелее земле и легче людям. Но земля хочет свободы, хочет разорвать ремни, и она выпускает на дороги зло.
Шарр-ат-Тарик – «зло дороги», разбойники, бродяги, нищие, наемники. Часто они и одно, и другое, и третье. Зло дороги.
Я не могу больше ничего к этому добавить.
Черный Гозаль шел по Иерусалиму. Он не боялся – о нем знали все, но его не знал никто.
Гозаль почему-то любил этот город. Он как-то особенно чувствовал его. Гозаль остановился на перекрестке у маленького базарчика, потянул ноздрями воздух – город был пряным. Это был даже не запах, нет, Гозаль так чувствовал Иерусалим. Пряный город, пряный. Захотелось чихнуть. Гозаль запрокинул голову, посмотрел высоко-высоко, так что закружилась голова – на солнце. Солнце было веселым, сразу чихнулось, еще, и еще раз. Веселое солнце. Гозаль зажмурился. Город пропал, а солнце осталось. Веселое.
За переулком жестянщиков Гозаль остановился перед огромной лужей дерьма, вытекшей из сточной канавы. В канаве и луже деловито копошились какие-то люди.
Воняло вокруг ужасно.
Эти люди были «жуки» – городские золотари-дерьмочисты, чистильщики сточных канав и уборщики падали. Их называли «жуки», должно быть потому что они все время возились в навозе. Это был целый небольшой клан, ремесло в нем передавалось из поколения в поколение, наверное, еще со времен римлян.
Мимо Гозаля, разбрызгивая бурую жижу, пробежал плотный мужичек-дерьмочист с двумя кожаными ведрами в руках. На высокие туфли, шелковые шаровары Гозаля упали зловонные капли. Черный закаменел лицом, рука сама собой полезла за пазуху. Дерьмочист, будто почувствовав неладное, остановился. Он выпустил ведра, вытянул откуда-то из-за спины деревянную палку с крючковатым железным наконечником, что-то вроде багра. Ведра осели, накренились, волнами выпуская свое содержимое. Содержимое потекло в сторону Гозаля.
Мужичек-дерьмочист широко улыбнулся:
– Шел бы ты, добрый человек, восвояси, а то запачкаешься.
Мужик издавал вонь и добродушие. Чтобы не запачкаться, Гозаль обогнул лужу и пошел дальше.
В храме Марии Латинской начиналась служба. Гозалю было наплевать на службу и всю эту латинскую дребедень. Он ждал встречи.
