- Пошел! Не упирайся – я тебе поупираюсь! – совершенно по-полицейски начальственно рявкнул один, и следом на насыпи появились двое в цивильном, на сей раз приличном, хоть и небогатом, платье. Один – худой, с тонким, почти иконописным лицом и пятнами болезненного румянца на впалых щеках – шел сам, хотя видно было, что за ним внимательно и настороженно присматривают. Второго – высокого широкоплечего здоровяка – подпихивали в спину дулом паро-беллума.
Мгновение суеты и на насыпь с руганью и пыхтением втащили изрядных размеров дорожный сундук. Худой защелкал запорами… Вездесущий Шнырь услужливо сунулся с фонарем поближе – Пахомов сумел разглядеть на пальцах худого отметины, какие остаются от постоянной возни с химикатами.
- На тот свет спешите, милейший? – худой невозмутимо откинул крышку.
- Убери фонарь, идиот! – снизу прорычал предводитель, и ойкнувший Шнырь поторопился отодвинуться.
Из сундука на насыпь полетела мягкая ветошь…
Пахомов невольно вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что внутри… Палка тощего охранника предостерегающе ткнулась ему в грудь:
- Любопытствуете, пане инженер? Та не спешите, зараз все побачите! Не пропустите точно, видно будет – аж ангелам на небесах! – тощий предвкушающе облизнул сухие тонкие губы кончиком языка. Шнырь угодливо подхихикнул.
Блеснул металл…
- Иван… а может, не надо? - тоскливо пробормотал здоровяк и дернулся, когда его не зло, но чувствительно огрели рукоятью паро-беллума между лопатками.
- Молчать! Не наговариваться! – прикрикнул охранник.
- Петр, поверь мне – это совершенно необходимо для нашего дела. – не оглядываясь, бросил его худой приятель. – Ты ж не сочувствуешь эксплуататорам, отнимающим у людей кусок хлеба? – не дожидаясь ответа, он запустил обе руки в сундук…
Из тьмы снова вышел голем и направился к изрядно уменьшившемуся штабелю шпал.
Иван что-то делал внутри сундука.
Раздался отчетливый щелчок.
- А теперь – бегом! – весело скомандовал он, всовывая бледному, как мел, здоровяку в руки…
- Это что - бомба? – не веря своим глазам, выдохнул Пахомов… Удар дубиной немедленно обрушился ему на спину. Его швырнуло на колени, второй удар пришелся в плечо, заставил ткнуться носом в неподвижно лежащего Карташова. Пахомов захрипел, задергался, приподнялся на локтях…
Рядом отчаянно бился и лягал ногами воздух каббалист. Здоровила Жирдяй прижимал его к груди, точно ребенок – куклу, широкой, как лопата, ручищей, запечатывая рот.
- Иван… - растерянно повторил здоровяк Петр, на вытянутых руках держа опутанную проводами бомбу.
- Шагай давай! – прикрикнул охранник в полицейском мундире.
Здоровяк сделал неуверенный шажок с насыпи. Потом еще один, обернулся, кинул взгляд на Ивана. Тот медленно и значительно кивнул, и подбадривающе улыбнулся. Петр шумно перевел дух, покосился на паро-беллум в руках охранника… и побежал наперерез голему.
Тот замер, приподняв ногу, боясь зацепить застывшего перед ним человека.
Здоровяк почти выронил бомбу к глиняным ножищам голема…
И что было духу рванул обратно к насыпи!
Голем еще мгновение постоял на одной ноге. Тусклые огоньки в его глазницах то разгорались, то притухали снова, словно он не мог сразу оценить, свободен ли путь. Наконец он водрузил ногу обратно на землю.
Бомба едва заметно вздрогнула.
Голем сделал еще шаг.
Здоровяк взлетел на насыпь, будто у него крылья выросли… и рухнул ничком, прикрывая голову руками.
