Княжна Дубровина - страница 11



В этом маленьком домике с маленьким палисадником и маленьким двориком, с курами, воробьями и хохлатой собакой Барбосом все жили в мире, тишине и приязни: старая мать, ее дочь и няня. Богатства не было, но был достаток, и был он оттого, что Котельниковы – и мать, и дочь – жили по пословице: «По одежке протягивай ножки». Маша не знала ни капризов, ни затей. Она была домоседка, рукодельница, заботливая хозяйка, страстная любительница птиц и цветов, которые сама сажала и поливала, и грядки полола в маленьком огороде, и за всеми растениями ухаживала в палисаднике. Руки у нее, по выражению Дарьи-няни, были золотые. К чему она ни прикасалась, все в руках ее спорилось, и все-то она делать умела, и все-то делала весело, смеясь и распевая русские песни своим звонким и чистым голоском. Умела она сшить платье себе и матери, умела смастерить незатейливый чепчик к большому празднику, умела испечь пирог, изжарить, в случае нужды, жаркое и сварить суп; но до этого Дарья-няня не допускала свою дорогую барышню.

– Нечего, – говорила она ей сурово, – ручки портить да личико у огня жарить. Нешто я сама не смогу. Поди, поди отсюда, не твое здесь место; знай свое: рукодельничай, кур корми, цветы поливай, матери книжку читай.

И Маша, смеясь, убегала к матери, и целый-то день лились за делом ее веселые речи, пока руки ее, не зная отдыха, старательно трудились. То она вязала, то шила, то поливала, полола, птиц кормила, а после обеда и перед обедом читала матери книжки, которые носил им батюшка, приходский священник и их духовник. Знакомых у них было мало, да и Маша, выросшая в уединении, не любила ходить по гостям. Так жили они счастливо и спокойно до тех пор, пока неожиданно не ворвались в их тихий дом и шум, и голосистые речи, и всякие затеи. Вот как это случилось.

Однажды пропала у Маши ее любимая кахетинская большая курица. Обыскалась Маша своего Рыжичка – так звала она ее, – ибо курица эта пером была искрасна-золотая. Напрасно Маша звала ее и даже выбегала на улицу, немощеную и пыльную, – нигде не было видно беглянки. После долгих и безуспешных поисков Маша села на лавку в своем палисаднике и пригорюнилась. Жаль ей было своей любимицы. Из-за забора показалось лицо Мити Долинского. Он глядел на грустную Машу, а она его не видела. Тогда Митя решился: покраснел до ушей и кашлянул. Она оглянулась. Митя уже висел на заборе.

– Вам чего? – спросила Маша.

– Вы своей курицы не доискались, – ответил Митя.

– Да, беда такая, пропала – и не придумаю, куда она подевалась. Калитка заперта, забор высокий, и никогда-то она не выходила никуда, даже в палисадник: никогда я кур туда не пускаю.

– Я вашу курицу видел.

– Что вы?

– Право, видел. Она поутру, час тому назад, ходила по пустырю, за нашим садом.

– Батюшки, куда забрела! Пойду искать.

– Не беспокойтесь; если позволите, я вам сам словлю ее. – Только осторожнее, не покалечьте ее, – нет, лучше я сама. Где она?

– Выходите, пойдемте вместе, я покажу.

Маша сбегала в дом, накинула на голову платок и вышла на улицу, а Митя выскочил из ворот своего дома, и они вместе побежали взапуски на пустырь отыскивать курицу, дружно смеясь и болтая, точно давным-давно были знакомы. Через полчаса они увидели курицу, копавшуюся в мусоре на пустыре.

– Вот она! – закричала Маша радостно. – Ну, смотрите, потихоньку заходите с той стороны, а я с этой. Не пугайте ее… берите. Ах! ушла… Ловите! Ловите! Вот она. Да осторожнее, осторожнее!