Хлопнула дверца. Шумно дыша и бормоча сиплым шепотом ругательства, Томми выбрался наружу. Он вспотел: я чувствовал это по запаху. Но жадность ворюги пересилила страх: меня, якобы потерявшего сознание от удара, можно было утащить в машину и обчистить более основательно. Томми медленно приблизился, присел и перевернул меня, бормоча: «Что ты там еще прячешь, «быстрый олень»? Меня не то, что передернуло, а скрутило от омерзения.
В следующий миг моя левая рука «выстрелила» грабителю в нос, а правая – вцепилась ему горло; Томми успел лишь коротко взвыть. Не выпуская добычи, я поднялся и от души ее тряхнул.
– Тебя там, смотрю, «фараоны» заждались! К ним сейчас и пойдем, плесень ты туннельная! В точке обмена круглосуточная съемка, не так ли? – я понимал, что несмотря на взаимную неприязнь между двумя сообществами, Совет директоров всячески избегает конфликтов и за нападение на гостя будет карать виновного со всей строгостью. Моя догадка подтвердилась, когда глаза у Томми увеличились вдвое. Я перехватил негодяя поудобнее, отпустив его шею и заломив за спину правую руку – так, чтобы не покалечить, но и не допустить дальнейших шалостей.
– Только не к ним! – взвизгнул несчастный жулик так, словно ему грозило четвертование. – Только не к ним!
Он забился, пересиливая боль, и даже попытался лягнуть меня в колено.
– Это почему? Деньги, значит, крадём, а отвечать за это не хотим?
– Они сдадут меня в клуб садистов для развлечения, а затем отправят в самую глубь Олимпа – на рудники, без права возвращения. Это если после ночи с извращенцами от меня что-то останется…
– Скажешь, не заслужил? – съязвил я, затаскивая его в машину – и как раз вовремя: с нижнего уровня поднимался другой багги. Впрочем, я и на секунду не мог предположить, что первая половина сказанного могла оказаться правдой.
– Ты хоть знаешь, дубина, что я здесь не живу, а выживаю еле-еле? – обреченно завыл жулик. – У тебя все проблемы решены, а мне из них не вылезти до самого крематория!..
– Больной ребенок, сестра на панели и все такое? – я примерно представлял, как он будет давить на жалость. Мошенники тем и живут, что ставят чужие несчастья себе на службу: по крайней мере, в методичках пишут так.
– Рука у меня изнутри гниет вот уже четыре года, – прохрипел Томми. – Та, которую ты, сука, мне сейчас ломаешь…
Я не экстрасенс, но за годы тесной работы в команде «Архангелов» научился читать информацию по взгляду, интонациям и мимике. В этот раз мошенник говорил правду, и от насилия, что я успел над ним совершить, на душе у меня стало ещё гаже. Я впихнул его в багги, сел за руль и покатил вперед. Да, он поступал бесчестно и гадко, но мог ли судить его я, человек, воспитанный в иной системе?
В глазах у Томми была дикая смесь озлобленности и страха. Из разбитого носа текла тонкая струйка крови, которую он беззастенчиво вытер рукавом. Но карту он вернул мне сам.
– Как попасть в «Пучину»? – спросил я.
– Доехать до платного подъемника и подняться двумя уровнями выше.
– А где подъёмник?
– Включи автопилот, – сказал Томми и, когда я выполнил указание, гаркнул. – Эй, Падди, к подъёмнику!
Машина забегала по улицам, которые на этом уровне были сплошь изрисованы граффити – от ругательных слов до полноценных картин. Одна из них изображала океанского моллюска земли – наутилуса – и была крест-накрест перечеркнута красными линиями. Той же красной краской кто-то сделал корявую подпись: «Сгиньте, сволочи». В остальном уровень выглядел хоть и чистым, но довольно унылым: почти одинаковые двери жилых боксов, редкие островки зелени, тусклый свет, в котором было уже трудно различать какие-то мелкие детали. Боюсь, не у всех здешних жителей есть возможность выходить на поверхность, как это делает Томми…
