– Возьмём «Отелло», – продолжал он. – Там любовь и ревность сплетаются в узел, который невозможно распутать. Шекспир показывает нам, как слово может быть семенем сомнения, которое вырастает в катастрофу.
Я записывала его слова в блокнот, но мои мысли уходили в другую сторону. Его голос был таким гипнотическим, что я почти перестала следить за своими движениями. Джулиан походил на актёра, который не просто произносит текст, а проживает его.
Он поднял взгляд, и наши глаза встретились. Сердце пропустило удар. Его губы чуть дрогнули в лёгкой улыбке, но я не могла сказать, была ли она предназначена именно мне.
– Слово – это сила, – сказал он, его взгляд всё ещё направлен на меня. – И эта сила часто используется против нас самих.
Я почувствовала, как по спине пробежал лёгкий холодок. В голове промелькнула мысль, что он, возможно, говорит не только о Шекспире.
Стараясь сосредоточиться, я сделала вид, что записываю. Но его голос продолжал звучать, наполняя меня ощущением, которое я не могла объяснить. В нём было что-то интимное, что-то, что пробуждало во мне чувства, о которых я давно не вспоминала.
Когда он вновь обратился к аудитории, я позволила себе расслабиться и взглянуть на его руки. Длинные, изящные пальцы, которые он часто использовал, чтобы подчеркнуть мысль или сделать акцент. Я представила, как эти пальцы перелистывают старинные фолианты, как они могут быть нежными и одновременно решительными.
Свет от окна падал на его лицо, подчеркивая высокие скулы и тонкие черты. Он был слишком красив, слишком идеален для этого мира. Казалось, что он создан, чтобы быть частью Оксфорда, частью его вечности.
Я пыталась вернуть себя к реальности, но мои мысли уже не подчинялись мне. В голове всплыли образы: как его рука касается моей, как он наклоняется ближе, чтобы прошептать что-то, что никто, кроме меня, не должен слышать. Я представила, как его пальцы убирают прядь волос с моего лица, а его голос звучит так тихо, что становится почти осязаемым.
«Анна, сосредоточься!» – мысленно приказала я себе, чувствуя, как щёки начинают пылать.
Джулиан тем временем продолжал говорить. Его речь была изысканной, каждое слово – словно жемчужина на нитке, а каждый взгляд, обращённый к аудитории, казался намеренным.
– Любовь и ревность, страсть и ненависть – всё это неразрывно связано, – сказал он, снова склонив голову, как будто разгадывая загадку. – Шекспир знал, что сердце человека – это поле битвы, где побеждает не всегда разум.
Его глаза снова встретились с моими. На этот раз я не отвела взгляд. Между нами проскочила невидимая искра, и я ощутила, как моё сердце начинает биться быстрее.
Когда лекция подошла к концу, Джулиан закрыл книгу, которую держал в руках, и прошёл мимо студентов, обмениваясь короткими фразами и кивками. Я медлила, не зная, стоит ли мне подойти.
– Анна, – его голос раздался совсем близко, заставив меня вздрогнуть.
– Да? – ответила я, обернувшись.
Он стоял рядом, чуть склонив голову, а его глаза, казалось, читали меня как открытую книгу.
– Вы слушали сегодня так внимательно, будто пытались найти ответы на свои собственные вопросы, – сказал он, и в его голосе была та самая теплая, обволакивающая интонация, от которой у меня перехватило дыхание.
– Возможно, вы правы, – ответила я, чувствуя, как мои слова звучат чуть неуверенно.
– И нашли ли вы их? – его голос стал чуть тише, и в нём зазвучали нотки, которые я не могла не заметить.
