Сколько времени шлёпал Серёгин по болоту, сказать сложно, но, когда он понял, что под ногами сухая твёрдая земля, солнце уже припекало от души, так как стояло довольно высоко. Он выбрался из болота и был так рад, что готов был прыгать, скакать как молодой телёнок и приплясывать, но, добравшись до какой-то дороги, так устал, что упал и уснул…
Серёгу трясло, руки и ноги затекли в неудобном положении, в голове регулярно, раз в три-четыре секунды, открывалась и закрывалась скрипучая калитка, стукая при этом Серёгу по затылку. Он попытался сесть – не получилось, попробовал хотя бы пошевелиться и понял, что куда-то едет. Вернее, его куда-то везут. Руки его были связаны за спиной, туда же были подтянуты ступни. Серёгин ещё раз напряг руки и ноги, на что услышал спокойный голос:
– Кто такой?
Серёгин изогнулся так, что видел спину говорившего, и ответил, тоже стараясь казаться спокойным:
– Серёгин я, Сергей Серегин, фотограф.
– Откуда ты? – последовал вопрос.
– Из Енисейска.
– Ну, тогда тебе не повезло.
– Почему? – удивился Серёгин.
– Да потому что мы в Енисейск едем.
Рядом раздался глухой мужицкий гогот. Сергей тоже оценил шутку, насколько это можно было сделать со связанными руками, и продолжил:
– Да нет, туда мне и надо, живу я там, мужики, развяжите руки…
Но «спокойный» перебил его:
– Где живёшь там?
Серёгин, чувствуя, что разговор мало-помалу налаживается, в тон собеседнику:
– Да в центре, Ленина сто сорок…, – но договорить он не успел, лошадь под натянутыми вожжами встала, телега перестала трястись, скрипеть и, конечно же, тоже остановилась.
Оба мужика повернулись и уставились на него, – перестал жужжать даже гнус, – повисла такая тишина, что Серёгин слышал биение своего сердца.
– Где живёшь? – повторил вопрос тот, который хохотал, но сейчас в его голосе не было ни капли веселья.
Серёгин понял – что-то пошло не так, что-то он сказал лишнего, и, медленно анализируя слова, проговорил:
– В центре живу, у базара.
Мужики развязали, вернее, разрезали постромку между руками и ногами и посадили его на край телеги. Тут Сергей впервые увидел своих пленителей и уставился на них, пораженный колоритным типажом. Коренастые, ростом чуть ниже среднего, но ничуть не сутулые, с длинными граблеподобными ручищами. А мужики уставились на Серёгу, ожидая чего-то.
– Дом там двухэтажный, большой такой дом, – проговорил он, глядя то на одного, то на другого, ничего ни понимая.
– Ну? – спросили мужики, – ну и причём здесь Владимир Ильич?
– Какой Владимир Ильич? – чуть было не спросил Серёгин, но вдруг как-то поперхнулся, закашлялся, что давало ему дополнительные секунды для раздумий.
В голове его в это время ураганом неслись мысли – куда попал, что делать и, вообще, кто это такие, и причём здесь Ленин. «Наверное, секта какая-то, типа братья Ильича», – подумал Серёгин и проговорил:
– Владимир Ильич – вождь мирового пролетариата, – при этом глядя «спокойному» прямо в глаза. Он понял, что попал прямо в точку. Перевёл взгляд на «хохотавшего» и добавил:
– Все силы и знания – выполнению программы КПСС.
Но глаза мужика оставались серьёзными, лишь промелькнула там какая-то искорка, тревожная такая, и говорить, что верной дорогой идёте, товарищи, Серёгин не стал, итак много наговорил. Лишь добавил, день рождения у него двадцать второго апреля.
– Дак ты что, товарищ?
– Товарищ, товарищ, – закивал головой Серёгин.
