Читать онлайн Руслан Адамов - Когда цветёт липа

Я гнал свой велик по просёлочной дороге, прям как в той эстрадной песне про букет полевых цветов, правда, в плеере моём звучала совсем другая музыка – классика рока конца 70-х прошлого столетия! Вокруг простирались бескрайние поля, цветущие луга, приветственно шелестели листвой небольшие перелески – одним словом, пастораль. Сельская идиллия, как выразился бы какой-нибудь поэт золотого века. Брала гордость и захватывало дух от таких просторов наших земель. Хотя это теперь уже наших, а семьдесят с небольшим лет назад всё это принадлежало германской Восточной Пруссии.

Я не так давно переехал в Калининградскую область, где у меня проживала родная тётка – сестра отца. В жизни последние пять лет как-то не складывалось: ни в карьере, ни в семье, ни в отношениях, – поэтому в один прекрасный момент написал заявление по собственному, сообщил бывшей жене, что меняю ПМЖ, продал свою долю в квартире и покинул родное Подмосковье, подавшись на крайний запад России.

Скажу честно, шаг был весьма опрометчивый, но я привык к спонтанным решениям и постоянным импровизациям – может, потому и не устаканилось ничего в моей жизни к тридцати двум годам.

Тётка, конечно, звала и рада была, но как-то переоценили мы наши силы и возможности. С работой в Калининграде было туго. Ну, хотя как туго – работа была, но не по моей специальности и опыту. Благо были кое-какие навыки. Кому комп починить, где таксануть на старом Опеле, ну и так, по мелочам. А как лето настало, тётка меня к себе на почту устроила временно, почтальоном. И вот, гнал я свой велик по просёлку, к самой дальней точке доставки – небольшой деревне Романовка, куда необходимо было отвезти плотный жёлтый конверт: не то письмо, не то бандероль. Обычно по дальним краям Михал Семёныч мотался на древнем Москвиче АЗЛК пролетарско-красного цвета, с хромированным бампером, точечно поеденным ржавчиной. Но в этот раз он спину надорвал, лежал дома на больничном, вот мне и пришлось велопробег совершить – а больше у нас в отделении некого было в такую даль посылать. Навигатор никак не мог найти маршрут к той самой Романовке, благо помогли старые бумажные карты и мой небольшой навык по ним ориентироваться.

По моим прикидкам минут через двадцать я должен был добраться до точки назначения, но за спиной сгущались грозные тучи, предвещая июльскую грозу и ливень. Да и па́рило, несмотря на позднее утро, уже нещадно. Моя безрукавка прилипла к телу не только на спине, но и на груди.

Впереди ещё ярко светило солнце, а позади тень от туч нагоняла меня, явно выигрывая в скорости. Пришлось поднажать на педали и ускориться до спасительной липовой рощи, виднеющейся метрах в двухстах, где я надеялся хоть как-то спрятаться от крупнокалиберного, но по обыкновению скоротечного ливня.

Дорога была старой, покрытой ухабами, хотя при немцах содержалась в порядке, о чём свидетельствовала сохранившаяся местами брусчатка, выложенная некогда аккуратными узорами.

Я ворвался под спасительную сень лип в последний момент, когда над головой громыхнуло и очередь первых, ещё редких капель дождя зацепила мне спину.

Липы были в цвету и росли так плотно друг к другу, что образовывали вдоль дороги своеобразный тоннель, практически скрывая небо за густой листвой. Едва я въехал под своды аллеи, как меня окружил тягучий аромат липового цвета. Хотелось просто остановиться и посидеть под деревом, опираясь спиной на грубый ствол и вдыхая этот медовый запах июня. Но вот только дождь подстёгивал, не давая расслабиться, а его крупные капли пробивались сквозь густую листву аллеи и с каждым разом снова поражали меня своей шрапнелью.

Дорога виляла, загибаясь причудливой кривой среди вековых деревьев. Перед каждым поворотом мне чудилось, что я вижу чей-то силуэт, мелькающий среди толстых стволов, но едва я преодолевал этот поворот, как впереди маячил очередной и никого не было. А после я замечал этот силуэт вновь, и мне даже удалось разглядеть длинное красное платье и копну тёмных волос. Я пытался выжать всё, что мог, из велосипеда, объезжая ухабы и наполняющиеся лужи и рискуя поскользнуться на мокрых камнях брусчатки.

И всё-таки я не ошибся! За очередным поворотом мне открылся прямой участок дороги, липы редели, и впереди уже маячило жёлтыми пятнами солнце, пробившее в тучах брешь и слепящее блеском дождевых капель, осевших на широкой листве. Прямо передо мной, метрах в двадцати, шла женщина, на ней действительно было красное платье, а по спине рассыпались тёмные, переливающиеся в солнечном свете волосы. Шла она неторопливо и, когда услышала шум нагоняющего её велосипеда, остановилась и обернулась ко мне. Чёрные брови и добрая улыбка – это всё, что я успел заметить, прежде чем раздался треск в ушах и яркая вспышка ослепила меня…

Пришёл в себя я, лёжа на мокрой траве. Правый локоть саднило, бедро справа тоже болело, раскалывался затылок, а перед глазами плясали зайчики, как если на сварку поглядеть. Я пытался проморгать слезящиеся глаза, потому и не сразу увидел её, склонившуюся надо мной и что-то говорящую. В ушах звенело, и слова доносились откуда-то издалека, словно сквозь шум радиопомех:

– Ты как? Живой? Встать сможешь?

Это была та самая женщина, взгляд её был взволнованный, а в глазах неопределённого цвета (тёмно-синий, минуя серый, становился вдруг малахитово-зелёным, я ещё подумал – классные линзы) бушевала будто океаническая буря.

Я разглядывал эту неожиданную попутчицу. Она сидела на траве, подогнув под себя ноги, склонившись надо мной и держа на моём плече руку, – наверное, тормошила меня, пока я приходил в себя.

– Что… случилось? – голос я свой не услышал, скорее понял, что задал этот вопрос.

Да и её слова больше читал по губам:

– Молния в дерево ударила. Перед тобой прямо. Ты и свалился. А может, отбросило тебя. Как ты себя чувствуешь?

Считывая сказанное, я невольно залюбовался её губами цвета спелой малины, потому и ответил не сразу.

– Нормально, – произнёс я, отвечая сразу на все вопросы. Выдавив из себя подобие улыбки, я попытался подняться, сморщившись от боли.

Женщина тоже встала, машинально отряхнув колени от мокрой травы. Взяв меня за руку, она помогла удержаться на нетвёрдых ногах, пока я пережидал приступ головокружения.

Бедро болело, но идти через боль мог. Вроде не сломал ничего. Голова гудела, перед глазами плясали точки, но зрение и слух постепенно возвращались. Ссадина на локте и вовсе была мелкой царапиной.

Я осмотрелся кругом. Дождь уже прекратился. Впереди дорогу перегораживала огромная ветка с полдерева, толстый край её был обуглен и дымился. Велик валялся в одной стороне, рюкзак с почтой – в другой. Я проковылял до рюкзака и, проверив, что не испортил корреспонденцию, машинально закинул лямки за плечи. С велосипедом было хуже: переднее колесо погнулось и спустило. Дальше на таком ехать было рисково, требовалось как минимум заклеить и накачать камеру.

– А Романовка далеко? – спросил я у женщины в красном платье, стоявшей неподалёку и наблюдавшей за мной.

– Там, за рощей, – показала она рукой именно туда, куда я и держал путь.

«Значит, судя по просмотренной накануне карте, до деревни плюс-минус километр» – размышлял я. Велик можно докатить, а там уж найду, чем камеру заклеить да накачать.

– Только правильное название «Романьево». Вы нездешний, наверное! – женщина уже справилась с волнением, охватившим её в первые минуты произошедшего, и теперь учтиво обращалась ко мне на «вы».

– А мне туда письмо доставить нужно, – пропустил я мимо ушей её замечание. – Я почтальон. Только адрес странный. Романово, дом N1. Ни фамилии адресата, ни имени.

– Ну что ж, идёмте вместе. Поищем вашего адресата, – женщина доброжелательно, но при этом загадочно улыбнулась. Подобрав небольшую корзинку, наполненную чем-то жёлтым, она неспешно пошла по начавшей уже подсыхать дороге, а я двинулся следом, прихрамывая и катя рядом искалеченный велик.

Только сейчас я смог разглядеть получше женщину, встреченную на этой странной дороге. Красное – я бы даже сказал, алое, как пионерский галстук, – платье облегало её крепко сбитую фигуру, подчёркивая женские округлости, что пониже спины. Чёрные, с рыжеватым отливом волосы рассыпались по плечам и спине, подпрыгивая в такт движению, и матово блестели в лучах солнца. Походка незнакомки была изящной и грациозной, словно шла она не по разбитой грунтовой дороге с проплешинами брусчатки, а по просторному залу какого-нибудь дворца или замка. Платье её заканчивалось над коленями, открывая белые упругие икры. А на ногах были обычные светлые босоножки.

Я догнал мою неожиданную попутчицу и, поравнявшись с ней, поковылял рядом. Она лишь бросила на меня мимолётный взгляд и, улыбнувшись каким-то своим думкам, опустила голову, глядя себе под ноги, машинально поправив спавшую на лицо густую прядь волос. От неё исходил приятный летний аромат, и лишь спустя несколько секунд до меня дошло, что это пахли цветки липы, которые лежали в корзинке женщины.

– Меня Глеб зовут. Я почтальон. Хотя я вроде уже говорил. А вы? Вас как зовут? – кажется, слух вернулся, и я уже вполне сносно воспринимал речь.

– Аксинья! – ответила она, вновь бросив на меня взгляд, и цвет её глаз с тёмно-синего сменился на зелёный. Хотя это, конечно, был эффект её линз. Ну, или луч солнца скользнул так по её лицу.

За этот момент я успел чуть лучше разглядеть её. Аксинья была примерно моего возраста. На белой коже лица ярко выделялись большие глаза, обрамлённые завитками длинных ресниц, широкие дуги аккуратных, ровных бровей. Приятные черты завершал чувственный рот с милыми ямочками в уголках губ. Прямые волосы были расчёсаны на пробор, а глубокий вырез платья демонстрировал прелести её женственной фигуры.

– Большой посёлок? – спросил я, чтоб хоть что-то сказать, смутившись, что задержал взгляд на вырезе платья чуть дольше, чем следовало.

– Скорее, деревня была. А теперь и вовсе хутор. С войны почти никто и не возвратился. Старики умерли. Вдовы с детишками в город перебрались. Вот, получается, я одна там осталась.

– То есть как? – опешил я, замедляя шаг, но потом вновь ускорился, превозмогая боль в бедре. – Вы имеете в виду, в сорок пятом? Так тут ведь немцы жили. И было это давно. Семьдесят с лишним лет назад.

– Ну точно, нездешний, – Аксинья опять бросила на меня быстрый взгляд и улыбнулась. Глаза её при этом вдруг просветлились на секунду, став серо-голубыми и постепенно темнея в синий. Было что-то в этой женщине такое, притягивающее своей загадочностью. Вот как липа – идёшь мимо, а едва ощутил её запах, так прям тянет остановиться и подышать немного этим летним ароматом.

– Без малого три года, как война закончилась, – сказала она совсем непонятно и с грустью замолчала.

Я начал перебирать всевозможные известные мне конфликты, произошедшие три года назад, но, о какой войне она могла вести речь, так и не понял.

– Так если вы там одна живёте, то, получается, и письмо моё либо вам, либо никому, – теперь уже я остановился, переводя дух и унимая боль в ноге.

Аксинье, сделавшей пару шагов вперёд, пришлось тоже остановиться и обернуться.

– Когда война шла, нам часто письма приходили. Жёлтые такие конвертики. А вот если с красной полосой – то, значит, похоронка! – тёмно-зелёные глаза стали почти чёрными. – А после войны ваше письмо первое будет.