Когда цветёт липа - страница 4

– Я поставила чай, заварю свежий с липой и угощу вас, да ещё с душистым липовым мёдом, думаю, не откажетесь от скромных угощений? – всё это говоря, она улыбалась, поглядывая на меня и доставая из аптечки вату и йод.

Аксинья ловко и быстро обработала ссадины на локте и голове, а потом возникла небольшая заминка. Женщина с сомнением посмотрела на меня, отступив на шаг, и сказала:

– Кажется, вы ещё бедро ушибли. Если стесняетесь, я могу выйти, обработаете сами?

А я подумал – да чего мне стесняться-то, не голышом же перед ней раздеваться – и бодро ответил:

– Давайте уж вы! А то рука у вас лёгкая!

– Лёгкая! То верно!

Аксинья взяла новый клочок ваты, а я расстегнул ремень и приспустил шорты до колен. Пришлось и плавки сбоку вверх задрать, под ними багровела ссадина шириной почти в ладонь, переходящая в жёлто-фиолетовый синяк.

Женщина смочила чистый край полотенца и приложила к ране. Как ни странно, я не ощутил саднящей боли, как обычно бывает в таких случаях, а она, промокнув рану, накрыла её своей ладонью, совсем на секунду прикрыла глаза и что-то беззвучно шепнула. Меня подмывало расспросить о том, что она только что сделала, но Аксинья как ни в чём не бывало обработала рану йодом и, собрав медицинские принадлежности, вышла из веранды. А я так и не нашёлся, какой именно вопрос и как я хотел задать. Быстро одевшись, я с удивлением отметил, что боль отошла далеко на задний план и практически не тревожит меня.

Пока я допивал морс, Аксинья вернулась с очередным подносом, неся пузатый фарфоровый чайник, две чашки на блюдечках, вазочку с прозрачным жёлтым мёдом, неровный кубик сливочного масла и лепёшку свежего, ещё горячего хлеба.

– Пока за липоцветом ходила, и хлеб подоспел, ещё из печи, угощайтесь, чем уж Бог послал.

– Да всё просто шикарно! Больше ничего и не надо! – я вдруг ощутил, как разыгрался у меня аппетит и желудок свело голодной судорогой.

Как ни странно, с тех пор как мы перешли тот ручей и пришли в Романовку (или Романьево, чёрт уж тут разберёт), я ни разу не подумал ни о проблемах с велосипедом, ни о загадочном конверте, который мне нужно доставить. Как-то блаженно и умиротворённо было в этом месте, в этом доме. Будто в свой дом вернулся после долгих странствий. В тот родной дом, где всегда ждут и будут ждать, что бы ни произошло.

Аксинья тем временем разлила чай, и веранда ещё гуще наполнилась ароматами липы: сушёной, чайной, медовой.

– Угощайтесь. Гости у меня теперь редкость.

– А знаете, – я подвинул чашку с блюдцем и подул на горячий чай, – когда мы только встретились, мы, кажется, разговаривали друг с другом на ты. Может, и сейчас так можно? Мне было бы проще. Давай?

– Давай! – улыбнулась женщина и легонько сжала моё сердце тёплым и трепетным взглядом. – Расскажи о себе? Откуда ты? Как ты? Почему почтальон?

Я вкратце рассказал историю моей жизни до Калининграда и после приезда сюда. Аксинья задумчиво слушала мой рассказ, иногда рассеянно кивая, а когда я закончил, вымолвила, скорее просто про себя:

– Разные у нас истории. Совсем непохожие.

– Ну да. Наверное, и у всех людей разные, – я не знал, что тут ещё ответить. – А твоя история какая?

– Налить ещё чаю? – Аксинья посмотрела на меня, пропустив вопрос мимо ушей, и я рассеянно кивнул.

Желудок приятно наполнялся тёплым хлебом со сливочным маслом и мёдом, душистый чай растекался по телу, расслабляя его.