Когда цветёт липа - страница 7

– Я… вернулся! – скорее для себя утвердительно произнёс я.

– Да! – шепнула Аксинья.

– А хочешь… А можно… Я останусь? Я завтра заберу кое-какие вещи и останусь у тебя. Да?

Но она отчего-то яростно замотала головой и отвернулась к окну: или чтоб я не смог зацепиться глазами за её взгляд, или скрывая нахлынувший поток слёз.

– Но почему? Почему нет? Я ведь люблю тебя, я точно это знаю! И от тебя ощущаю то же чувство!

– Завтра будет всё иначе. Завтра… Нас уже не будет вместе! – глухо проговорила Аксинья, всё так же глядя в окно. – Лишь по отдельности. Каждый в своём мире.

– Но я не понимаю… – начал я, но Аксинья быстро склонилась над моим лицом, и я снова ощутил губами её влажные губы, к медовому вкусу которых добавилась горечь слёз.

Мы любили друг друга всю ночь, и ночь эта была бесконечной. Уже под утро силы покинули нас – и от любовных утех, а более всего от эмоционального перенапряжения, пережитого нами за эти сутки. Когда я, не в силах уже бороться со сном, смежил веки и погружался в глубокий сон, я знал, что Аксинья ещё не спит. Её голова лежала на моей груди, я ощущал на коже её горячее дыхание, гладкие мягкие волосы и слёзы, которые она роняла на меня…

***

…Когда я открыл глаза, оказалось, что лежу на мокрой траве. Правый локоть саднило, бедро справа тоже болело, раскалывался затылок, перед глазами плясали зайчики, как после того когда на сварку поглядишь, а в ушах звенело. К горлу подкатывала тошнота, а моё тело как-то монотонно тряслось…

…трясли.

…трясла!

Когда я проморгал слезящиеся глаза, то увидел, что надо мной склонилась Аксинья и трясёт меня за плечо, приводя в чувство. Взгляд её был взволнован, даже испуган, а вот тёмно-синие с зелёным отливом глаза цвет больше не меняли.

– Ты как? Живой? Встать сможешь? – она перестала трясти меня, всматриваясь в моё лицо.

– Аксинья! – я попытался улыбнуться и с трудом принял сидячее положение.

– Вообще-то Оксана! – женщина немного отстранилась и убрала руку с моего плеча, глядя теперь уже как-то сочувственно и с облегчением, что ли. – Аксиньей меня ещё никто не звал. Да бог с тобой, Аксинья так Аксинья. Главное, что с тобой вроде ничего страшного не случилось. Живой и то слава богу! А то у меня день сплошных неприятностей! В город поехала – жуткую аварию видела, на обратном пути тормоза отказали, а теперь ты вот… В траве… Без чувств!

Я всмотрелся в её лицо. Это вроде была Аксинья, и в то же время чем-то эта женщина от Аксиньи отличалась: волосы были чуть светлей, ближе к каштановым, и взгляд какой-то другой, тревожный, и одета она была не в летнее платье, а в белую блузу с кружевными отворотами и бордовые джинсы.

Я перевёл взгляд на урчащий рядом серый фольксваген, водительская дверь была распахнута.

– Ты не подумай, что это я тебя сбила. Я домой ехала, а ты тут… лежишь. Я и… остановилась. Почему ты так на меня смотришь? – женщина разволновалась, а я пытался вглядеться в неё и понять, в чём здесь связь с Аксиньей, да и была ли она вообще.

– Так ты меня не помнишь? Не знаешь? – медленно спросил я, превозмогая головную боль и тошноту, язык еле ворочался.

– Н-нет! Впервые вижу! А знаешь… – женщина (Оксана или Аксинья) как-то с пониманием поглядела на меня. – Давай-ка я тебя в село отвезу, там у меня сестра фельдшер. Она тебя поглядит. Вдруг что у тебя серьёзное, после падения. Перелом не дай бог или сотрясение. А там решим, как тебе дальше быть.