– У нас на выезде озеро хорошее есть, за последним жилым домом налево. Вы туда двигайтесь пока, а я тут доделаю кое-что – и к вам. Поговорим, как там молодежь в Москве живет, выпьем-закусим. У меня рыбка хорошая есть…
– А мы пив-водок подхватим! – предлагает Кислый.
– Да вы и так звените, как лавка вторсырья. – хохочет Леонид – ладно, только не перестарайтесь. Если сразу не унесете все – вещи оставляйте, никто не тронет.
Оглядев двор, Леонид идет к подъезду. Мы начинаем распределять груз. Когда выдвигаемся в путь, бросив «карандаш», рюкзак с Щукой и несколько пакетов, сзади настигает вопрос:
– Пацаны, а на гитаре умеете? – Леонид показывается из кухни.
– Немного. – отвечает Сазан.
– Это хорошо. – Леонид снова пропадает в окне.
На озере больше удивила не красота – ее я ожидал, а то, что полянка была, с некоторыми натяжками, чистой. Обычно в таких местах стекла хрустят громче иголок, а из закромков площадки приветственно высовывается отвратительная рухлядь. Затухшее кострище становится помойкой, а не финалом достойного распада огня. И тогда внутри что-то стынет и сипит безответное: «Ну зачем же так?». Мы располагаемся. Кислый констатирует, что вода холодная. Ларик, что нет комаров. В тихом застывшем месте не поймешь, прошла минута, час или день. Мы говорим о предстоящем и радуемся собственной ловкости и прыти. Надо сказать, нас ободрила не только машина, но и непонятно чем заслуженное одобрение Леонида.
А потом Леонид показался на тропинке. Он как будто тоже собрался с нами в поход. За спиной болтался древний рюкзак-колобок, на плече – гитара.
– Здорово, туристы! Принимай! – Леонид сбрасывает рюкзак, отдает Сазану гитару, тяжело стоит, расставив ноги, отдувается. – Вот вам и Ламбино. Так смотришь, глазу не за что зацепиться. И озеро это тоже – видел сто раз и обычно прохожу мимо, не глядя. А иногда посмотришь, и увидишь, как следует, и думаешь. Вот, в Ламбино я. И озеро тут.
– Да, красиво у вас. – твердо говорит Кислый.
Леонид принес что-то среднее между скатеркой и подстилкой, мы назначаем столом спил огромного ствола. Леонид выкладывает окуней и сигов горячего копчения, сало, хлеб, чеснок. Бряцает железной кружкой, где сколы эмали дополняют рисунок рябиновой ветки. Мы тоже достаем свои кружки. И без слов договариваемся пить водку. Наливает Кислый. Рука его не дрогнет, когда наша норма – прикрытое для основательности дно широкой кружки – остается далеко позади.
Я смотрю на все это и думаю, что если правду говорят, что водку такие поселковые мужики пьют стаканами, то Витали мы не дождемся. Заставлять-то нас никто не будет, но как тут остановиться…
– Пашка, хорош. Ну чего ты в самом деле. Мы же посидеть, а не нажраться. – ломает тишину Леонид.
– Хорошо. – Кислый быстро и профессионально наполняет остальные кружки.
– За Карелию! – предлагает Ларик.
– За молодость! – подтверждает Леонид.
– Клюкнем! – не сдерживаюсь я.
Сазан фирменно округляет рот, приставляет к губам кружку, откидывается назад в пояснице. Кашляет. Я перед глотком выдыхаю слишком сильно, и часть водки ударяет в носоглотку, прошибая до глаз. Ларик крякает и начинает сжимать и разжимать ладонь, как будто пришло время сдавать венозную кровь. Кислый выпивает спокойно и тихо. Респектабельно смотрит на озеро, как будто задумавшись. И на его белеющем лице становятся очень заметными веснушки. Леонид просто перенес водку внутрь организма, пожевал губами, да отгрыз черную корочку от хлеба.
