Когда кончилось лето - страница 27

– Вот и пошло-поехало. Ну что, пацаны, рассказываете, чем занимаетесь, как живете? – предлагает Леонид.

Мы начинаем травить наши любимые байки про факультет, практику, шумные и угрожающие выходки на просторах Первопрестольной. Про то, как мы ворвались на университетскую дискотеку, у которой был замах на модный вечер, и превратили ее в ярморочную сгомонь. Как Кислый с Лариком пытались спать на теплотрассе. Как мы квасили в фундаментальной аудитории-амфитеатре, в каморке под рядами парт. Как Сазан перевернулся вместе с метеобудкой, когда лез снимать ночные показатели температуры. Как меня пытались скатить в колесе от трактора со склона у реки. И как мы все окончательно познакомились. В безумный вечер пьяной игры в конный бой на реке, а Ларик потом свалился в компостную яму по дороге домой. Как Кислый упал с подвесного моста в реку. И как я праздновал восемнадцатилетие, никого не позвав. Но на полянку в соснах пришло человек пятьдесят. Когда «Лето, на улице лето» Вируса из антикварного японского мафона сменялось гитарным «И не знает боли в груди осколок льда»…

Эти истории лились бесконечно, по накатанной, мы перебирали их, как хорошо знакомую коллекцию кассет. И, временами, пацаны рассказывали о московских приколах, а я – о пригородных обычаях. Леониду наши истории, по-видимому, нравились. И я поймал себя на мысли, что это первый реально взрослый человек в мире, кому мне пришло в голову их рассказать. Леонид узнавал детали, подстегивал рассказчика и смеялся, там, где хотелось смеяться нам.

Первые опасения по поводу неизбежного уматного пития отошли в сторону. Во-первых, потому что оно уже началось. Во-вторых, потому что при росте единичного объема, сильно упал темп. Пулеметная стректоня, к которой мы привыкли, сменилась уханьем гаубицы. Про гаубицу тоже был история – называлась «Попец-пушка и ее лафет». Вот где-то после нее Леонид сказал:

– Молодцы. Все правильно у вас идет. Только не называйте университет шарагой. Понимаю, что шутка, стеб, понты. Но херовые понты. Я тоже хотел в университет, и даже походил в него немного – золотое время – но все быстро закончилось.

– А почему? – спросил Ларик.

– Вот смотри, Илларион. Ты говоришь – шарага. А там не только люди умные учат тех, кто туда попасть хотел, но и порядков волчьих нет. А это важно. Я когда в университет в Петрозаводске поступил, на лесной факультет – счастлив был. Поселок тогда намного лучше выглядел, и было в нем намного веселее. Но все равно хотел в большой мир. Учился, сидел над учебниками в школе, и все получилось. А там город большой, жизнь кипит. Общежитие, а не комната за стенкой фанерной от матери. Все по-взрослому, по-настоящему. Стипендия. Деньги маленькие совсем, но свои. Обращение от преподавателей уважительное. Ребята классные, девчонки красивые. И все шло хорошо. Боялся, что учебу не потяну – потянул. Познакомился со всеми, в гости друг к другу ходили. Да и предметы интересные, хотелось научиться правильно с лесом работать. Чтобы и польза была, и стоял долго, крепко.

А потом новость прошла: после первой сессии будет посвящение в «лесники». Праздник, веселье для тех, кто не вылетел, и теперь уже точно стал своим. Весь курс будет на ушах, старшие всякие шуточные ритуалы будут проводить. Сессию сдал хорошо. Пришел день посвящения.

Я нарядился в лучшее, хотел себя показать, подкатить к кому-нибудь. Заканчиваю собираться в комнате в общаге. И тут заходят трое третьекурсников. С хреновой очень репутацией. Шпана, такие мелкие говнюки, которые авторитета не имеют среди своих, и поэтому пристают ко всем подряд. Из тех, что накидываются кучей из-за угла. Заходят, разваливаются на кроватях с ногами. Зыркают по пустой комнате. А скоро уже начнется все, мне надо идти. И тут один из них говорит: «Эй, как там тебя, задолбал кривляться. Что так, что сяк – клоун деревенский. Лучше вот что – сбегай нам за пивом». Я говорю: «Не пойду». «То есть как не пойдешь?». «А вот так не пойду, тебе надо – ты и иди». «Ты чего-то охеревший какой-то. Тебе чего жалко, для пацанов нормальных. А если денег дадим?». «Все равно не пойду». Я и так бы не пошел, ну а тут уже принцип. Он встает с кровати, злится, подходит вплотную. Кенты его за ним наблюдают. «Ты, сука, я тебе серьезно говорю – сходи за пивом». Я говорю: «Я уже ответил, не пойду за твоим гребаным пивом». «Точно, последний раз спрашиваю?». «Точно». Он сказал: «Ну пиздец тебе», плюнул сквозь зубы и ушел. Кенты его за ним, оглядываясь. Харча эта на полу.