Но мысль о Розе, сколько бы забот у Никиты не было, чем бы он не занимался, преследовала, подобно тени.
– Уйду, на хрен, уволюсь, – цедил сквозь зубы Лёха. – Носом роешь, ищешь, за ниточки дёргаешь, а тут, раз… Мол: « Не лезь к большим серьёзным дядям, расследуй пропажи велосипедов, вот твой потолок». Оказывается, Крабовский всего-навсего, открыл благотворительную клинику для бомжих. Ведь он добрый у нас, всех жалеет. А твоя бывшая любовь- Аннушка работала у него. Ведь тоже переживает за сирых и убогих, натура у неё такая. За что их судить? Таких людей, как они не судить, а боготворить нужно. Вот только, Лучкову не повезло. Прямо в следственном изоляторе и скончался. Неудачно со шконки упал, так бывает.
– Слушай, а женщины? Ведь они могут выступить, как свидетели, как потерпевшие. Почему не допросить их? Произнёс, и тут же прикусил язык. Уж кто-кто, а Лёха своё дело знает, так же, как Никита своё. Однако, возмущение бурлило внутри него, требовало выхода. Да что это происходит, чёрт возьми! Почему наличие денег может сделать человека столь неуязвимым? Как же гадко ощущать себя маленьким, беззащитным муравьишкой, по сравнению с теми, кто живёт в роскошных коттеджах, имеет виллы, яхты, разъезжает на дорогих автомобилях. С теми, кто считает, что имеет право вертеть этим миром по своему усмотрению.
– Наивная душа, Никитос, – зло усмехнулся Лёха. –Все эти бабы готовы душу дьяволу продать за Крабовского, а вернее за бабло, которое он им пообещал. А деньги им гораздо важнее, чем торжество справедливости. У многих из них, долги по кредитам, кому-то, банально, негде жить, кто-то копит на операцию близкому человеку. Не всё так просто. Получается, закрыть Крабовского, нужно только мне, а для всех он, ни дать, ни взять, отец родной, благодетель и спаситель. Понимаешь, из столицы звонили и потребовали в ультимативной форме, следаков, то бишь меня, заткнуть, а Виктора Алексеевича не трогать.
Никита встал с кресла, подошёл к окну, распахнул настежь. В духоту кабинета тут же ворвался рой мокрых дождевых капель. Декабрь, унылый, промозглый, серый. Как и душевное состояние самого Никиты. Роза! Как она там? Как Данечка? Он звонил ей с маниакальной настойчивостью, посылал голосовые сообщения, но она не отзывалась. Муж слишком ревнивый?
Никита никогда не видел этого Виталика, но уже его ненавидел.
У ворот затормозила машина скорой помощи, несколько голубей шоколадного окраса что-то искали в луже.
– Аннушку твою в министерство берут, теперь будет там руководить, – продолжал сыпать дурными новостями Лёха. – Как пить дать, мстить тебе станет.
– Станет, – эхом повторил Никита и, почему-то, вспомнил их с Розой прогулки в парке. Осколки голубого неба, отражающиеся в её глазах, непослушная чёрная чёлка, нежность в голосе, когда она обращалась к Данечке, запах молока и яблок, исходящий от кожи и волос.
– Если гора не идёт к Магомеду, то Магомет пойдёт к горе, – внезапно подумал он. И от этой мысли стало как-то легко-легко, словно Никита вновь переместился в тот сентябрьский день, когда пахло яблоками, бабушкиными блинами и грустью ушедшего лета. Туда, где им было шестнадцать.
Скоро отпуск, а значит, он сможет отправиться к Розе, и пусть только попробует скрыться. На этот раз, Никита не даст ей уйти.
Ну а пока, пора приниматься за работу. Сообщить Егоровне об увольнении. Жалобы на грубость со стороны пациенток, воровство подгузников, которые они приносят для своих детей, сбыт выделяемых лекарств. Пусть хотя бы здесь, в стенах вверенного ему учреждения, восторжествует справедливость.
