– Остановил не раз, но и дал почему-то уйти не раз!
– Когда, как чума, орды наводнили всю Италию и двигались к Риму? Когда у Флоренции были разбиты лучшие сыны Рима, а сам город попал в страшную осаду? Когда по всем городам поползли стенания, мольбы к властям возобновить жертвоприношения, отказавшись от христианства? Вот она вся ваша языческая суть, Гай! И не смей этого отрицать! По указу Феодосия вы отказались на словах от прежней веры. А на деле?
– Не смей указывать нам на нашу веру, германский наемник!
– Наемник? – вспылил Алат. – И это ты говоришь мне? Ты, Гай, выросший в Испании! Ты говоришь это мне, родившемуся в портах недалеко от Рима, мне, чье детство прошло среди стад овец и винограда италийской земли! Который я впитал с кровью матери! Как и наш великий полководец! Так кто из нас пришлый? Кто из нас чужеземец?
Они сцепились прямо на пункте пропуска, намереваясь по меньшей мере открутить голову один другому. Лаура сочла за лучшее проскользнуть за их спинами под тень караульной башни. Тут она шепнула стене "спрячь меня", и, как ужик, заскользила вдоль нее. Легионеры на крики дерущихся выбегали со всех дверей, в воздух поднималась пыль от их армейских сандалий, скрывая и без того неприметную девушку. Даже яркая желтая ткань паллы, которую надела Лаура, – женского плаща из мягкой ткани, обернутой на талии, с капюшоном, – поблекла в тени и суматохе.
Дверь во дворец была приоткрыта. Стражи вышли и с любопытством разглядывали необычное прежде зрелище, которое все чаще и чаще возникало среди разношерстной римско-варварской армии. Лаура юркнула так быстро, как только могла. Ноги сами несли ее, повинуясь неуловимому импульсу. Она чуяла впереди биение рока. Вот коридор, вот колонны, вот еще сюда свернуть. Где-то здесь может быть разгадка тайны.
– Стой, пилигрим! – вдруг, словно молния с небес, прозвучал голос, пригвоздивший ее к полу.
Лаура от неожиданности вздрогнула, как охотник, застигнутый врасплох дичью, за которой он, как полагал, сам следил. Девушка находилась в богато убранном зале. Темные занавеси на окнах скрывали дневной свет.
– Ты – тот самый убийца, которого трусливый Олимпий послал за мной? Впрочем, наш владыка не смелее его, раз позволяет такое творить под самым своим носом! Отвечай, или останешься без головы!
Лаура краешком глаза увидела, как сверкнула в воздухе занесенная сталь.
– Нет, Флавий, ты ошибаешься. Я шла к тебе как к спасительной звезде.
– Вижу, что ты – не убийца, но тебе не отнимать дерзости! Девчонка! Перед тобой не просто Флавий, а пока еще фактический правитель половины земного мира! Начальником кавалерии я стал еще при жизни Феодосия, а после его кончины стал не только регентом 11-летнего Гонория, но и магистром всей армии! Любой сенатор, как бы он ни был богат, обращается ко мне не иначе как "сиятельный муж". Твоя дерзость меня позабавила!
И он рассмеялся. В его смехе Лаура не услышала ноток гнева или оскорбления величия и, собравшись с духом, выложила начистоту:
– Там, откуда я родом, Флавий, нет сиятельств, нет начальников. Все равны, так как иначе было бы не выжить. Там, где одному достается больше не по заслугам, а по титулу или принадлежности, там возникает зависть, там возникает разъединение и вражда. В нашем роду каждый вносит свой вклад: женщины рожают и готовят пищу, убирают, шьют, мужчины прокладывают новые ходы, отбиваются от незванных гостей и добывают пропитание. Делят вместе, едят вместе, больных не забывают, старых не бросают. Один шаман только пользуется положением. Но от его знаний зависит жизнь целого племени, а не одного только рода, поэтому по давней традиции…
