Ловлю игрушку, вытянув руку.
- Так, вот зеленка, - Маринкина бабушка возвращается в комнату, - и перекись. Ты сама или мне?
- Я сама, бабуль.
- Отойдите от нее подальше лучше - оглохнете. Она сейчас визжать будет, хотя это всего лишь зеленка.
Маринка цокает языком и капает на ранки перекись.
- Блин, еще рука болит, синяк будет.
- Марина, ты у меня тридцать три несчастья.
- Ага. Ба, а покушать есть что-нибудь?
- Щи будете? И я там пирогов с морковкой напекла.
- Все будем, - забираю у Баженовой зеленку, чтобы открыть, иначе через минуту она вся покроется раствором бриллиантовой зелени, - на, - протягиваю обратно.
- Спасибо. Я только чай и пирожок.
- Саш, а ты?
- Я буду все.
- Ладно, через пару минут приходите в кухню. Ты сама дойдешь? Раненая моя?
- Думаю, да. Да и вообще, тут вон Доронин есть, донесет.
- Марина, прекрати издеваться над Сашей. Я бы на твоем месте, - поворачивается ко мне, - в кино с ней сегодня не пошла.
- В кино? – свожу брови, не понимая, о чем речь.
- В кино, в кино, - вклинивается Маринка, - забыл, что ли? Мы с тобой сегодня на вечерний сеанс собирались.
- Забыл, - улыбаюсь ее бабушке.
Как только баб Ванда уходит, смотрю на Баженову, ожидая объяснений.
- Мы с Сережечкой договорились в кино, но ты же знаешь, бабушка меня вечером с незнакомым ей парнем не отпустит. Вот я и приукрасила. Чуть-чуть. Мы же друзья.
- С тем Сережечкой, которому в прошлый раз наши местные пендалей надавали?
- Не смешно вообще-то. Он, между прочим, хороший, в институте моем учится.
- Учителишка.
- Фу, Доронин, как грубо. Донесешь?
- Сама дойдешь.
Выхожу из комнаты, понимая, что начинаю злиться. Сережа, бл*дь, какой-то. Достала уже со своими хахалями. Саша, прикрой, бабушка не отпустит! Бесит.
На кухне мою руки и сажусь за стол. Маринка приковыливает следом, а в дверь раздается звонок.
- Я открою, ешьте.
Ванда Витольдовна идет в прихожую, откуда я слышу знакомый голос. Вскоре запыхавшаяся Людка, моя сестра, появляется в дверном проеме с кислой миной на лице.
- Так и думала, что ты здесь,- на выдохе.
- Чего? – откладываю ложку.
- Тебе повестка пришла. Мама там плачет, - выдает сестрица, сползая по стеночке на корточки.
Маринка роняет на пол пирог, который сжимала в руке, и застывает, сидя с открытым ртом.
Прошло 2 года. 90-е
Марина.
- Баженова! Ба-же-но-ва!
- Да иду я, - ворчу, открывая дверь.
Подружка залетает в квартиру с горящими глазами, скидывая туфли у комода, и нагло прет на кухню.
- У меня таки-и-и-ие новости, закачаешься. Мой Доронин возвращается из армии, - заявляет, усаживаясь на стул. - Людка сказала, что Саня сегодня приезжает.
- Когда он успел стать твоим? – наливаю в чашки заварку.
- Всегда им был, - хмурит бровки, - вернулся мой Сашенька.
- Я тебя поздравляю, - забираюсь на подоконник, сжимая в руках кружку, и делаю небольшой глоток.
- Ты за меня совсем не рада?
- Очень рада, - улыбаюсь, но, наверное, не очень искренне.
Меня бесит эта ее приставочка «мой», потому что не ее он совсем.
Анфиса продолжает болтать, а я смотрю сквозь нее, крепче сжимая фарфор в своих ладонях. Ее бестактность дико раздражает. Впрочем, мы же с ним просто друзья. Да, именно они, но почему-то сейчас этот факт меня напрягает. Возможно, потому что, пока он был в армии, я регулярно бегала на почту за письмами, до сих пор чувствую то предвкушение, с которым я их распечатывала.
Прошло целых два года, а я все еще с замиранием сердца вспоминаю, как убегала ночью из дома тайком от родителей, чтобы прогуляться по ночному городу. Как он тащил меня с карьера шесть километров, когда я свалилась с горы, он тогда рассказывал мне дурацкие анекдоты и дул на разбитые колени. А я ревела и смеялась.
