Когда я смог это сделать, доказывать правоту своих принципов на словах стало излишне, ведь самое убедительное доказательство – личный пример.
Солнце по-прежнему сияет, гул моря не раздражает. Я смотрю на небо и не перестаю удивляться, какое оно сегодня синее. Перевожу взгляд вдаль и вижу две белые точки – это козы, пасущиеся на опушке леса. Они на пикники не ходят: на морском галечном берегу для них нет ничего интересного. В лесу же полно еды, которую козы приносят в обитель: любимые яблочки Твердолоба, ягоды шиповника, дикую ежевику.
Вот козы бегом направились к оврагу, скрылись в нем, а потом очень быстро показались вновь. Энергии у них – позавидуешь. Опять овраг – козы исчезли, минута —появились, наперегонки побежали к дому. Раз так резво бегут, значит, налегке. А я-то надеялся завтра соблазнить Твердолоба принесенным ими угощением!
Я перевернулся на спину, закрыл глаза, предоставив солнцу слепить меня сквозь сомкнутые веки, сколько ему угодно.
Козы отвлекли меня от высоких материй, чему я обрадовался. Достаточно посещений башни, где раздумья наваливались на меня все скопом, не чувствуя отпора. Теперь же целесообразнее, как говорит Бормот, просто отдохнуть, не мучая себя, набраться сил.
– Лежишь?!
Твердолоб имел еще одно «достоинство» – отсутствовать, когда нужен и появляться, когда в нем не нуждались.
– Дремлешь?!
Я предпочел не реагировать, и моя наглость вызвала целый поток нелестных слов.
– Прохлаждаешься?! Отдыхаешь?! Отлыниваешь?!
Я все еще лежал неподвижно, не открывая глаз. Но Твердолоб не собирался отступать и оставить меня в покое. Поскольку ответа Твердолоб не услышал, он решил, что я сплю.
Морда коня склонилась надо мной, запахло душистыми яблоками: конь, видимо, пообедал.
– Ну и спи, лентяй! – еще громче сказал Твердолоб.
«Лентяй» – это слишком. Даже для Твердолоба, на слова которого я не обращал внимания. Не выдержав такой несправедливости, я открыл глаза и вздрогнул. Передо мной, так близко, что я бы отшатнулся, да земля не позволила – огромные фиолетовые глаза и белые зубы. Я собрался ответить по поводу «лентяя», но Твердолоб уже отодвинулся, стал виден весь. Его фигура от ушей до хвоста излучала торжество, некую загадку.
Конь, как только я распахнул глаза, замолчал и глубокомысленно уставился в небо.
– Что такое? – спросил я охрипшим ото сна и попавшей золы голосом, приподнявшись на локтях.
Твердолоб словно проглотил язык. Надо же, только что слова били фонтаном, и вдруг онемел. Стоит себе – не конь, а безнадежная тайна. Чтобы добиться от него толку, нужен особый подход.
– Что ты хотел? Если ничего, оставь меня в покое, я еще отдохну, – я демонстративно принял прежнюю позу.
Этого Твердолоб вынести не мог – фонтан заработал вновь:
– Лежи! Спи! Отдыхай!
По второму кругу выслушивать то же самое я не имел не малейшего желания, поэтому решительно натянул куртку на голову и повернулся к болтуну спиной. Ход оказался верным. Твердолоб, чувствуя свою правоту, впрочем, он ее всегда чувствовал, пылая праведным гневом, выпалил:
– Прохлаждайся, а козы кое-кого притащили!
– «Кое-кого» ты сказал? Я правильно понял? – поворачиваясь к коню, спросил я.
Я верил и не верил его словам и с нетерпением и некоторой долей страха ждал ответа. Но Твердолоб обиделся – его не поняли с первого раза! Он отвернулся, вновь принялся изучать небосвод, вращая возмущенными глазищами.
