– Так нету больше этих стен! – задыхаясь от быстрого бега, отвечала ей Александра Ильинична. – Некуда нам идти. Только на Чернь надо путь держать или на Скуратово. Там наши должны быть!
Сказав это, она подошла к женщине и приняла у нее одного из детей, взяв того к себе на руки.
– Какие там «наши»? Откуда ты это знаешь, Шур? Немцы кругом! – сквозь слезы ответила ей родственница.
– Сама посуди, – успокаивая в руках принятого и завернутого в теплое одеяло ребенка, начала отвечать Шукалова, – они сначала через нашу деревню сами шли и везли все, потому что дорога между Мценском и Чернью была Красной Армией занята.
Чтобы не терять время и не мерзнуть, она повернулась и демонстративно пошла вперед, автоматически увлекая за собой всех путников, только что чудом вырвавшихся из лап фашистских стервятников.
– Спустя время стали по окраине нашей деревни траншеи копать, – громко говорила она, стараясь не сбавлять темпа движения, – дома на землянки разбирали. Это значит, что-либо они Чернь не взяли, либо их оттуда наши войска выгнали.
Все беспрекословно следовали за ней, слушая и удивляясь дальновидности жены председателя колхоза, что до войны была негласно принята за лидера среди деревенских женщин, подчинив себе распорядок работы и взяв под контроль трудовую дисциплину колхозниц.
– А сейчас, если они деревни начали сжигать, то явно отступают, – продолжала вслух рассуждать Александра Ильинична и, одновременно доводить до остальных свои мысли, – значит – Красная Армия где-то рядом.
– Все равно, Шура, надо в нашу деревню идти, – проговорила ей Дуся. – Там в погребах что-нибудь возьмем. И дороги все знаем.
Александра Ильинична молча кивнула ей в знак согласия и, задыхаясь от быстрой ходьбы и тяжелой ноши, продолжала свой нелегкий путь, увлекая за собой остальных, не давая им замерзнуть и упасть духом в столь тяжелый момент жизни.
Уже в родной деревне попытки проникнуть в уцелевшие погреба не дали никакого результата, по причине то, что талая от пожаров вода залила все низины, овраги и подполы, замерзнув потом и сковав все льдом, тем самым погубив те запасы, что еще не были разворованы бесцеремонными и безжалостными немецкими солдатами. В беспомощности женщины бродили между черными останками своих сгоревших домов и сараев, пытаясь найти что-нибудь, что могло им помочь согреть и накормить голодных детей, которые уже не плакали, а стонали от пробиравшего насквозь их маленькие тельца мороза.
– Идти надо, нельзя стоять, сдохнем так! – трясущимся голосом проговорила Александра Ильинична и снова демонстративно повела за собой всех, кто был с ней.
Едва она тронулась, как уже обежавшие все вокруг дети и подростки приволокли откуда-то довольно большие деревянные санки и огромный плетеный короб, что сразу же был водружен поверх найденных саней, а внутрь его были посажены самые маленькие дети, что до сих пор были на руках у матери и старшей Шукалой. Ведомые ей женщины поочередно стали тащить за веревку груз с малышами, а бежавшие следом ребята постарше придерживали его, чтобы тот не опрокинулся.
Как на зло, усиливавшийся мороз заставлял всю процессию держать высокий темп движения, постоянно переходя с быстрого шага на легкий бег, пока кто-нибудь из самых младших или самых старших не начинал задыхаясь причитать и умоляюще просить сбавить скорость.
– Не могу больше, дочь! – простонала мать Александры Ильиничны.
