Я смотрю на текст, обведённый лёгкими штрихами карандаша.
– Она писала, чтобы понять себя? – спрашиваю я.
– Думаю, да, – кивает она. – Ей было легче доверять бумаге свои мысли, чем людям. Она не всегда могла сказать вслух, что чувствует, но книги понимали её. Она находила в них ответы или, по крайней мере, утешение.
Я провожу пальцем по строкам, чувствуя, как через эти записи мама становится мне ближе. Эти мысли – её настоящая рецензия жизни.
– Бабушка… – я замолкаю, собираясь с духом. – Я боюсь, что забуду её. Что когда-нибудь она останется только на этих страницах.
Бабушка кладёт руку мне на плечо.
– Ты носишь её в себе, Лили. В том, как ты смотришь на мир, как любишь книги, как заботишься о людях. Ты точно так же перечитываешь любимые романы снова и снова, так же задумываешься над каждым словом. Ты даже держишь книгу так же, как она – крепко, будто боишься её потерять. В её жизни было много боли, но она выбрала видеть свет. Ты тоже выбираешь.
Я смотрю на книгу в своих руках. Мамин мир, её мысли, её надежды – всё это передо мной. В груди поднимается странное чувство – смесь трепета, грусти и благодарности. Я будто держу в руках не просто книгу, а её голос, её присутствие, её потаённые мысли, о которых она никогда не говорила вслух. И от этого становится одновременно тепло и больно. И вдруг я понимаю: я действительно не одна. Она оставила мне это. Часть себя.
Бабуля выдыхает и медленно поднимается на ноги.
– Оставь эту книгу себе, дорогая. Думаю, твоя мама хотела, чтобы ты её нашла именно сейчас.
Я киваю, прижимая книгу к груди.
– Спасибо.
Она улыбается, но в её взгляде скользит что-то ещё – лёгкая печаль, замешанная с нежностью. Словно она на мгновение вернулась в прошлое, вспомнив свою дочь маленькой девочкой, сидящей с книгой в руках.
Бабушка мягко гладит меня по голове, задерживаясь чуть дольше, чем обычно, а потом медленно направляется к кассе, словно не хочет прерывать этот момент, но знает, что он должен закончиться. А я остаюсь сидеть на полу, перечитывая слова мамы, чувствуя, как что-то внутри становится чуть легче, чуть теплее.
Осторожно переворачиваю страницы старой книги, принадлежавшей маме. Потрёпанные края слегка загнулись, а пожелтевшие страницы издают лёгкий шорох, когда я перелистываю их.
Провожу пальцем по одному из абзацев и читаю вслух:
«Главный герой ведёт себя так, будто весь мир должен его жалеть. Норазве можно винить его заэто?»
Улыбаюсь. Мама всегда находила оправдание даже самым сложным персонажам. Она видела в них больше, чем просто слова на бумаге.
Перелистываю страницу и натыкаюсь на другую запись:
«Иногда хочется спросить автора, почему его герои такие упрямые. Апотом понимаешь: мы все такие».
Тихо смеюсь. Её слова звучат так, словно она сидит рядом и разговаривает со мной, делясь своими наблюдениями.
Дальше идут несколько вопросов, написанных с лёгким наклоном:
«Что делает человека по-настоящему взрослым? Осознание своих ошибок? Или способность нежалеть оних?»
Задерживаюсь на этом месте, чувствуя, как внутри поднимается странное волнение. Эти слова будто обращены ко мне, заставляют задуматься, переосмыслить что-то важное. Что мама думала, когда писала это? Нашла ли она для себя ответ?
На следующей странице я вижу пометку, обведённую кружком:
«Этот момент– самый честный вовсей книге. Здесь герой непритворяется».
Нахожу нужное предложение и перечитываю его несколько раз. В этом моменте действительно есть правда – не та, что бросается в глаза, а та, что ощущается внутри, в самой сути персонажа.
