Колчан калёных стрел - страница 32

Тот моргнул, заметил Огняну. Не сразу вспомнил, о каких сапогах речь. Поглядел на маленькую в его кулаке обувку, бросил у ног Решетовской. Дождался, когда она обуется, и только потом сказал:

– Подпиши.

На клетчатый стол легли перо с чернильницей и три грамоты – те, что ей полагалось подписать ещё вчера. О порядке жизни в каземате, о наказаниях за провинности и о сроке заключения.

– Что значит – «срок заключения не определён»? – скрипучим голосом поинтересовалась Огняна, и клякса сорвалась с кончика пера на зелёную клетку стола. – Кто определит и когда?

Она поглядела на надзорщика злющими глазами, но ему, казалось, не было до того никакого дела.

– Подписывай, – обронил он ровно.

– Не стану!

Душегубка бросила перо, и чернила брызнули на бумагу.

– Как определят срок – так и приносите, хоть слезами своими горькими подпишу, хоть кровью.

– Страх потеряла? – пока ещё спокойно спросил Мирослав Игоревич.

– Больше и терять-то особо нечего, – кивнула Решетовская, отодвигая стул, дабы встать.

Надзорщик опустил на её плечо пудовую ладонь и вдавил обратно в стул. Пересилить истощенную ведьму было не трудно.

– Повесят.

– Правда?! – обрадовалась Огняна, и выдержка, наконец, изменила ей. Душегубка вскинула к надзорщику голову и зачастила обвиняющие:

– А почему сразу-то нельзя было? К чему вот эти прыжки в колодец, казематы: туда не стань – сюда не ступи? Предатели с детоубийцами на соседних койках, а их не тронь! Зачем?! Чтобы чуть что – петля? Батоги? Так не страшно, не впервой!

При упоминании предателей ладонь Мирослава Игоревича самой собой разжалась, а пронизывающие глаза сделались морозными.

– Душегубка Огняна Елизаровна! – рявкнул он, перебивая. – Села, подписала, свободна!

– Да западись ты, – прошипела Решетовская, подписывая все три бумаги быстрыми путанными росчерками.

Соколович собрал грамоты, раздраженно бросил стопку ненашенских документов на её имя, три ключа на кольце и стремительным шагом вышел из комнаты.

– Не за просто так, знать, из душегубов погнали, – зловредно плюнула Огняна ему вослед.

Решетовская подхватилась из-за стола и рванула из шкафа джинсовую куртку. Не будет она сидеть и ждать. Найдёт колодец – пусть через него Вервь хоть обозами торгует! – и вернётся назад.

Дома ей сподручнее будет доказывать, что невиновна. Дома Елисей. Дома волшба. Дома Огняна Елизаровна, хоть триста раз осужденная, а всё же – славная душегубка. Не то, что здесь.

На кухне ведьмы услышали, как хлопнула входная дверь. Один раз, за ним почти сразу – второй. Как только стало ясно, что Огняна и надзорщик ушли, Зоряна бросила терзать кольца на пальцах, а Ясна – отдирать пуговицы с любимого зеленого платья. Лешак вскинула на подругу темно-гневные глаза и зашипела не хуже полоза:

– Ты что там творила, золотая моя, совсем разум потеряла? Наша душегубка, может, ловкость и утратила, да искалечить всё ещё сможет!

– А тебе-то что? – неожиданно резко вскинулась рыжая. – Вы там обе своими подвигами ратными похвалялись, вот и мне захотелось не отстать. Чем богата – уж прости, коль не понравилось!

Зоряна глаза вытаращила, неловко повернулась – так, что с соседнего стола со звоном полетели на пол ложки:

– Яся, ты что? – хрипло спросила она. Закашлялась, оставшиеся ложки на пол смахнула, повторила решительно:

– Ты что говоришь? Мне до кривой сосны, чем ты в ту бесову войну богата была. Мне страшно, что она тебе шею свернуть могла! Ты ведь там словно грудью на колья кидалась!