Читать онлайн Яна Шталь - Кольцо для Афродиты. Часть 1. Пробуждение

Если вы думаете, что жизнь у такой девушки как я может быть только распрекрасной и удивительной, то глубоко ошибаетесь. Да, я родилась с серебряной ложкой во рту, то есть, папа и мама у меня люди очень обеспеченные, и денег на меня и мои удобства никогда не жалели, но, и это очень большое «НО», их угораздило все-таки слегка подпортить мне жизнь.

Моя мама армянка, и ее зовут Жанна Оганян. Очень даже прилично звучит, и она не стала менять фамилию, когда вышла замуж за папу, чем очень его огорчила. А папа мой русский, и зовут его Николай Помидоркин. Ну хоть бы Помидоров, так нет же – Помидоркин. Оба моих будущих родителя мечтали о дочке, и она, то есть я, родилась… и они назвали меня Афродитой. Мама считала, что имя «Афродита Оганян» подходит будущей знаменитой скрипачке. Папочка насчет «будущей знаменитой скрипачки» не возражал, но, в свою очередь, заявил, что либо дочка будет записана как Афродита Помидоркина, либо – развод. Мама рыдала; папа хлопал дверью; бабушка Оганян недовольно фыркала в сторону папы; бабушка Помидоркина бросалась уговаривать маму и папу назвать меня Раисой или Татьяной; но тут уже оба родителя начинали возмущаться и в один голос заявлять бабушке, что называют дочь Афродитой в честь Богини Любви, и никакие Раисы или Татьяны с Богиней Любви даже рядом не стояли. Оба дедушки только вздыхали и уходили в папин кабинет, где выпивали по рюмочке армянского коньяка для снятия стресса. К счастью, посмотреть на младенца приехала папина младшая сестра Катя, и она шепнула маме, что я всегда смогу поменять фамилию потом, когда буду получать паспорт. Мама успокоилась, рыдать перестала, и папа быстро, в тот же день, зарегистрировал меня как Афродиту Помидоркину.

Дома все звали меня просто Дита, и только мой двоюродный брат Сергей, сын тети Кати, называл меня Афа и Афочка, и я очень злилась, потому что это звучало как собачья кличка. Но проблемы мои начались в школе, точнее в лицее, где я училась. Мамочка поместила меня в этот лицей по той причине, что ее мечта о дочери-скрипачке «накрылась медным тазом», как сказал мой дедушка Помидоркин, бывший капитан дальнего плавания, из-за полного отсутствия у меня музыкального слуха. Это был мой самый счастливый день, так как быть скрипачкой совершенно не хотелось. Между прочим, вы что думаете, это было очень легко изображать полное отсутствие музыкального слуха целых полгода? Дедушка Оганян был совершенно уверен, что мои способности быстро считать и сортировать наличные деньги в возрасте семи лет прямо указывали на финансовые таланты. Ну таланты, может, и имеются, кто знает, но думаю, что я просто люблю деньги. Нет, я не меркантильная особа и по трупам ради денег тоже не пойду, но прекрасно понимаю, что деньги дают свободу, независимость и возможность делать то, что хочешь и любишь, поэтому к деньгам всегда отношусь с должным уважением. У дедушки Оганяна была небольшая сеть антикварных магазинов, и он мечтал передать их в мои руки, когда стану взрослой и самостоятельной, и потому с раннего детства учил меня, особо не напрягая, всему, что может пригодиться будущему антиквару. Но один из моих учителей сказал моей мамочке, что мои акварельки с русалками просто прелестны, и мама стала мечтать о знаменитой дочери-художнице, тряхнула своими связями, а папа кошельком, и я оказалась в элитном лицее с художественным уклоном в середине учебного года.

Если честно, мне там нравилось. Быть художницей я не планировала, я объективно оценивала свои способности, но меня увлекала история искусства, в особенности искусство древнего мира, и после лицея я хотела изучать это всерьез. В лицее меня стали называть Афродита Впиверожденная – намек на то, что мой папа владелец пивного заводика, ведь настоящая Афродита была Пенорожденная, родилась из морской пены, ну а я вроде как из пивной, но я не особенно парилась по этому поводу, точнее, сначала даже плакала, но быстро успокоилась. Дело в том, что в нашем лицее вместе со мной учились также: Ромуальд Редькин, Жан Котенкин, Цезарь Семиухов, Лолита Хмырева и Мишель Семечкина. Был еще мальчик по имени Савелий Бидон, но это как бы не считается, потому что имя у него нормальное, вот с фамилией не очень повезло, это да. Получается, что не только у меня родители были мечтателями, но все же первое место среди нас заняла девочка, которая появилась у нас после Нового года. Ее звали Мелодия Вальтц. Ей-богу, не придумываю. Родителей надо штрафовать за то, что они не думают о том, как имя ребенка может усложнить его жизнь. Правда никто девочку Вальсом или Мелодией не называл, а звали ее Частушка. Мелодия очень быстро говорила, «частила», как сказал преподаватель физкультуры, – так и получилась Частушка, хотя многие думали, что прозвище связано с народным песенным творчеством. Друзья, и я в том числе, звали ее Мела или Мелка.

Все остальные в классе имели нормальные имена, например: Анастасия, Ольга, Наталья, Юлия, Семен, Владимир, Виктор, Вячеслав, хотя также имелись Марфа, Агафья и две Ефросиньи. Но странно все же, как совершенно нормальное имя и совершенно нормальная фамилия в сочетании могут подпортить детство и юность ребенка. У нас был очень талантливый мальчик среднего роста и очень худенький, и звали его Илья Муромский. По сказкам и легендам Илья Муромец был здоровенным, туповатым, ленивым парнем, который 33 года пролежал на печке по причине своей врожденной нелюбви к труду, потом вдруг встряхнулся и пошел совершать различные подвиги. Ясное дело, что Илья Муромский был немедленно переименован в Илью Муромца в связи с полным несходством во внешности и характере. Илюха по этому поводу сильно переживал, но потом привык. В конце концов и Муромский, и Муромец означают одно и то же, ну то есть, что человек родом из Мурома.

А через год стены лицея дрожали от хохота лицеистов и даже преподавателей, когда в нашем классе появились два новых ученика. Одного звали Алексей Попов, а второго Никита Добров. Ясное дело, троица богатырей с их приходом была укомплектована полностью. Теперь у нас был не только Илья Муромец, но также и Алеша Попович, и Добрыня Никитич. На роль Соловья-разбойника претендовал Славка Соловьев из-за подходящей фамилии, но народные голоса единогласно были отданы Мишель Семечкиной, которая своим умением свистеть славилась не только в нашем лицее. Нет, своим свистом лошадей с ног она не сбивала, но собак, охранников и учителей пугала ужасно. От ее свиста собаки в округе бежали прятаться, охранники грозили кулаками, а учителя, и в особенности учительницы, хватались за сердце. Так что наша Мишель заслуженно получила прозвище Соловьиха-Разбойница, или просто Соловьиха. Были попытки некоторых называть ее Вермишель, но это не прошло. А вот прозвище Соловьиха прилипло к ней надолго.

Между прочим, когда Илье исполнилось 18 лет, он уже дорос до 185 см ростом и стал крепеньким пареньком со спортивной фигурой, так как любил лыжи, коньки и длительные пешие прогулки по красивым местам нашего региона. Из этих прогулок он возвращался с альбомом полным эскизов и набросков, и потом писал такие пейзажи, от которых сердце наполнялось нежностью и восторгом. Илья действительно очень талантливый художник, и сейчас его работы регулярно выставляются, успешно продаются и у нас, и за рубежом, и получают прекрасные отзывы от критиков и экспертов, и картины свои Илья подписывает И. Муромец.

Муромец мой друг, один из самых близких друзей, а их у меня трое – Мишка, то есть Мишель, Мелка, то есть Мелодия, и Илья. Илья был влюблен в Мелку с первого взгляда. Мелка очень красивая знойной яркой восточной красотой, от которой у бедного блондина Муромца начисто снесло крышу еще в лицее. Она долго полоскала ему мозги, но потом все же вышла за него замуж. Теперь они счастливые родители двух хорошеньких девочек, и Мелка поменяла имя Мелодия на Милену. Теперь она Милена Муромская, и ей это очень подходит, но мы продолжаем звать ее Мелка, а иногда и Частушка. Илья, помимо пейзажей, теперь пишет также жанровые сценки и портреты, в которых присутствуют его красотка жена и очаровательные двойняшки.

На мой день рождения в прошлом году Илья подарил мне картину под названием «Афродита Озерная», которую бабушка Оганян назвала полным бесстыдством, бабушка Помидоркина глубоко вздохнула и сказала, что это классическое изображение Богини Любви и Красоты, а оба дедушки после некоторого раздумья произнесли короткое «Н-да…» и удалились в папин кабинет. Родители молча переглянулись; папа вздохнул и тоже пошел в свой кабинет; а мама сказала, что бедра я унаследовала от бабушки Оганян, грудь от бабушки Помидоркиной, а вот талию и ноги от нее, и хорошо бы мне похудеть килограмма на 3–4, но обе бабушки насчет похудения с ней не согласились и в один голос заявили маме, что у меня классические пропорции и нарушать их нельзя.

На картине был изображен сказочно красивый местный пейзаж с озером, заросшим белыми кувшинками. Мы от моря далеко, у нас только озеро с кувшинками и речка с камышом. Я стояла на берегу вроде бы после купания; хорошенькая нимфа, похожая на Мелку, расчесывала мои длинные, пшеничного цвета волосы большим резным гребешком; а два сатира старались обсушить мое тело какой-то тонкой прозрачной тряпочкой, которая показывала все, что можно показать, и даже то, что можно бы и не показывать. Я смотрелась в зеркало, которое держала передо мной еще одна симпатичная нимфа, тоже похожая на Мелку. Из-за деревьев и кустов за мной с любопытством наблюдали разные зверюшки и бурый медведь с очень интересным выражением на морде. Не знаю, то ли ему хотелось меня слопать, то ли присоединиться к сатирам и помогать обсушивать меня тонкой прозрачной простынкой. На траве неподалеку лежало роскошное одеяние – либо халат, либо кафтан, но белья не было – наверное, богиням белье не полагалось.

Кстати, о сатирах, тетенька из отдела культуры проводила лекцию для пенсионеров на тему «Мифы Древней Греции» с очень красивыми слайдами, и из-за плохой погоды в бывшем Клубе Железнодорожников народу всех возрастов собралось довольно много. Всем на удивление, лекция была просто замечательная, интересная и красочная. Тетенька эта, наверное, любила свой предмет, потому что она так рассказывала о богах и богинях, о нимфах и об этих самых сатирах, которые очень уж любили греческих женщин, но и нимф не пропускали тоже, показывала такие красивые слайды, что после лекции в нашем городе сатирами стали называть неверных мужей. Сатиры ведь были полулюди и полукозлы, вот это и было особенно привлекательным в таком прозвище. Козел, но не полный, да еще и любитель женщин, одно слово – сатир.

Возвращаюсь к картине, картина мне очень понравилась, и я бросилась Илье на шею с поцелуями и благодарностью, а после повесила ее у себя в спальне над кроватью. Каждый вечер перед сном я на нее поглядывала и думала, что насчет интимной стрижки в форме сердца никто не знал, кроме Мелки, она, значит, стрижку и позировала, потому что мы с ней вместе так постриглись. Между прочим, очень так миленько смотрится. И вообще на картине я действительно очень красивая, даже приятно посмотреть.

После лицея я хотела продолжать учиться, но не получилось, и не потому что я тупая или у папы не хватило денег, а потому что сначала тяжело заболела мама, а потом, когда она выздоровела, я сама заболела воспалением легких, и долгие месяцы меня никак не могли полностью вылечить и возили по разным клиникам то в Германию, то в Швейцарию. Потом привезли домой и лечили уже дома. Бабушка Оганян поила меня каждый вечер горячим красным вином с медом и травами, а бабушке Помидоркиной друзья переслали из Сибири жутко вонючий топленый медвежий жир, которым она целый месяц растирала мне спину и грудь и потом закутывала меня в старый пуховый платок. В конце концов болезнь оставила мое тело, скорей всего не выдержав вони медвежьего жира. Врачи рекомендовали отдых, прогулки в сосновом бору, минимальные нагрузки и так далее, и папа сказал мне, что учиться никогда не поздно, а пока нужно просто набраться сил. И я набиралась сил и попутно помогала дедушке Оганяну с его антикварными магазинами.