Колдунья из Треугольного переулка - страница 13

– И где же? – с надеждой взглянула на него молодая женщина

– Маня – она кто? – спросил фельдшер и многозначительно поднял вверх свой палец, – моя ученица. И, в отличие от некоторых, – бросил он укоряющий взгляд на Анну, – знает, что в первый день Рош ха-Шана положено совершать обряд «ташлих»[9]. Наша Маня законы знает, на море она пошла, – твердо заявил он, – точно вам говорю! Анна облегчённо вздохнула и вдруг почувствовала страшную усталость. Пережитое накануне сильное потрясение совсем надломило её, и она едва держалась на ногах.

– Тётя Анна, – внимательно взглянув на неё, предложил Володя, – давайте я сбегаю на море за Маней, а вы подождите нас здесь.

– Нет-нет, – покачала женщина головой, – я тоже пойду.

– И я с вами, – заявил Яков. Он старался не подавать виду, что тоже волнуется: ведь ребёнок есть ребёнок, даже такой разумный, как Маня, – думал он, – с ним всякое может случиться.

Втроём они пересекли Херсонскую, и почти бегом устремились вниз к порту.

Анна бежала впереди всех, и перед её глазами неотступно маячило призрачное видение в виде самодельной коляски, которую соорудил когда-то для маленькой Мани фельдшер Натанзон из обыкновенного деревянного ящика. Не счесть, сколько раз они с маленьким Лёней тащили эту коляску со спящей в ней Маней до самого моря. И Анна каждый раз боялась, что коляска вот-вот выскочит из рук и помчится вниз. Будто дразнясь и приглашая побегать с ней наперегонки, призрачная коляска катилась впереди сама по себе и Анна, чтобы не отстать, так стремительно мчалась за ней, поднимая вокруг кучу пыли, что Володя и Яков едва поспевали за ней. Постепенно дорога перешла в крутой склон, спускающийся к морю, в нем были вырублены ступеньки, кое-где укрепленные деревянными дощечками. Когда-то этот берег представлял собой практически вертикальный обрыв, нависавший над узкой полоской суши. Затем из-за подземных грунтовых вод и морского прибоя его значительные куски вместе с имеющимися там строениями и деревьями постепенно сползли в море. И море, как гигантская мельница, всего за считанные годы переработало ракушняк сначала в гальку, а затем и в песок. Спускаться вниз не имело смысла – берег был перед ними, как на ладони, и кроме двух рыбаков, вытаскивающих из воды лодку, да собак, гоняющихся друг за дружкой, никого на берегу больше не было.

– Может, мы разминулись с ней? – тяжело дыша, спросил подбежавший Яков и, сняв картуз, вытер им потное лицо.

– Как же тут можно разминуться, если дорога только одна, – устало возразила Анна.

– Так может, она и не на море вовсе пошла, почему обязательно на море? – бодрился Яков, будто ещё совсем недавно не утверждал обратное. – Мало куда наша девочка могла пойти, надо в больницу вертаться, – решительно предложил он. – Она, небось, уже дома нас дожидается. Но Анна продолжала стоять, безвольно опустив руки и устремив взгляд на море, будто в шуме его волн надеялась услышать ответ на свои тревожные мысли. Смутное чувство беды, поднимаясь от живота, подступало к горлу и не давало ей дышать.

– Пойдёмте, тётя Анна, – несмело подал голос Володя и взял женщину за руку.

– Да-да, конечно, – очнулась та, и они втроём двинулись в обратный путь. У ворот больницы стояла какая-то карета, и Яков остановился, чтобы узнать, не привезли ли в больницу новых больных, а Анна с Володей поспешили в дом.

– Пусть всё будет хорошо, пусть Маня будет дома! – как заклинание повторяла по дороге несчастная женщина. Из кареты вышел немолодой, но ещё крепкий мужчина с чёрной с проседью бородой, одетый в наглухо застёгнутый чёрный костюм. Чёрная шляпа, низко надвинутая на лоб, скрывала пронзительные глаза цвета замерзшего льда в проруби. Их строгий и властный взгляд цепко оглядел всё вокруг и остановился на фельдшере Натанзоне. Тот в свою очередь во все глаза уставился на приезжего и их глаза встретились. Глубокое волнение отразилось на суровом лице незнакомца.