— До свадебного танца ещё пять лет, — напоминает Тогрис.
— До свадебного танца я и не посмотрю ни на кого другого. Мне привязка не позволит, — улыбаюсь, заглядывая в тёмную глубину оранжевых глаз. — Может, вы меня уже обнимете? А то я соскальзываю.
Демонстративно ерзаю, усаживаясь удобнее, и наконец получаю больше, нежели простую поддержку: руки мужчины оплетают мою талию, практически вжимая боком в напряжённый корпус.
Облегчая контакт, я опускаю голову ему на плечо и радуюсь отсутствию плотного мундира, которому томлинец предпочёл тёплый, но тонкий свитер. Потому и ощущения мои куда более явные, контрастные. Подъём и опускание груди вслед за дыханием. Негромкий стук сердца. Непривычный запах медикаментов, миоцы и ещё чего-то незнакомого, от которого кожа покрывается мурашками.
— Вам холодно? — беспокоится Тогрис.
Он не видит моего лица, но и разжимать рук, чтобы меня отстранить, не хочет. Потому голос звучит над виском, дыхание шевелит волосы и щекочет. Однако всё, что усиливает притяжение, меня сейчас более чем устраивает.
— Нет, это у меня на вас такая реакция, — хихикнув, признаюсь и спохватываюсь: — А разве у вас это первый опыт? Я имею в виду формирование влечения у девушки? Или раньше всё происходило само собой и вы никогда активного участия в этом не принимали? Вам только сбивать спонтанно возникшие привязки приходилось?
— Кр-хг-м... — из горла мужчины вырывается такой своеобразный звук, что я не удерживаюсь и, пусть на пару секунд, но жертвую ощущениями ради информации. То есть отрываю голову от груди, чтобы увидеть выражение лица.
Ошалевшее, надо признать. От моей прямолинейности, надо полагать. И бесцеремонности, надо думать.
Вот только меня эта тема на самом деле ничуть не смущает. Я же понимаю, что мужчина он взрослый и, в отличие от моего брата, причин блюсти целибат не имел точно.
— Если не хотите, можете не отвечать, — разрешаю, возвращая голову на место.
— Дело не в сложности признания для меня, — наконец обретает способность говорить Тогрис, — а в том, будет ли вам приятно его слышать. Ваше любопытство, учитывая возраст, понятно и объяснимо, но о последствиях вы вряд ли задумываетесь.
— Не вижу в этом проблемы, — в очередной раз с ним не соглашаюсь, однако решаю на этот раз проявить строптивость. Мне интересно, как он отреагирует. — Ревновать вас глупо, учитывая ваш возраст, — возвращаю томлинцу его же слова. — Так что я совершенно спокойно отнесусь к любому количеству влюблённых девушек, от настойчивого внимания которых вы предпочли отказаться.
И всё же вместо признания Тогрис предпочитает уйти от ответа, сделав мне очередной комплимент:
— Вы удивительная, Идилинна. Я с каждой минутой всё больше убеждаюсь в том, насколько сильно мне повезло, что вы меня выбрали.
Приятно, конечно, но всё же хотелось бы иного. Ну да ладно, успею ещё выяснить. Не в этот раз, так в следующий. Найду способ. А пока придётся найти более безобидную тему для разговора.
— Тогрис, расскажите мне о вашей семье. Я вам много говорила о своей, а о вашей имею только официальные сведения. Это нечестно!
— На самом деле мне нечем вас удивить, — сокрушается томлинец. — Вряд ли я скажу что-то вам неведомое. Мой отец правит Томлином уже шестой десяток лет, после смерти деда. У меня пять сестёр: три старшие и две младшие. Четверо из них имеют семью. Мужа самой старшей, Даграны, вы как раз видели сегодня — его зовут Рил, он мой телохранитель.
