Всего за несколько месяцев всё его состояние превратилось в прах. Он ещё питал слабую надежду вернуть себе владения, но новости из Франции каждый раз разбивали его надежды на тысячу мелких осколков. Робеспьер победно шествовал по стране, и речи о том, чтобы вернуть всё на свои места, не шло. Сам Луи не слишком поддерживал короля, хотя дворянская честь и диктовала ему выступить на его стороне. Он видел, во что превращается двор, и как отличается дворянская жизнь от той, которой жил остальной народ. И как бы ни красиво звучали слова о благородстве, он не видел этого благородства в распухших от многочасовых трапез телах вельмож. Но и выступить на стороне революционеров позволить себе не мог.
Погрузившись в собственные безрадостные мысли, Луи не заметил, как на лице Кенны отразилась грусть.
— Ни с кем, — сказала она, — большую часть выходных я провожу в репетициях.
— Пение требует много усердия? — машинально спросил Луи.
— Можно сказать и так, — уклончиво ответила Кенна и отвернулась к окну. На какое-то время наступила тишина. Так, в молчании, они добрались до опушки леса. Луи расплатился с кучером, и оба двинулись по тенистой дорожке, бегущей мимо деревьев.
— Я расстроил вас? — спохватившись, спросил Луи, когда заметил, что улыбка так и не вернулась на лицо его спутницы.
— Нет, это, наверное, ваша собственная тоска так действует на меня.
Луи замолк. Со своей тоской он ничего поделать не мог, потому лишь поймал одно запястье Кенны, улучив момент, и поднёс к губам.
Кожа девушки была нежной, а Луи будто током прошибло, когда он ощутил её на своих губах. Кенна дёрнулась и посмотрела на него, и в глазах её стояло отражение тех же чувств.
Кенна сделала глубокий вдох и неторопливо забрала руку.
— Я бы хотела присесть, — сказала она.
Луи кивнул, и, отыскав местечко поспокойнее, они устроились на скамеечке перед рекой.
Дунай, в стихах поэтов голубой, на деле походил скорее цветом на нефрит. Блеск его отражался в таких же зелёных глазах Кенны, и Луи неотрывно смотрел на неё, не в силах избавиться от ощущения, что эти спокойные минуты не могут длиться долго.
— Я живу при семинарии с семи лет, — заговорила Кенна наконец, — отец был капитаном, плавал в Индию и возил оттуда товар. Но его корабль исчез, попав в шторм. С ним же сгинули и двое старших братьев… Все, кто были у меня. Но мне он завещал содержание, которого хватило бы до двадцати лет. Моей опекуншей стала троюродная тётка, но ей не слишком нужен был лишний рот, и на деньги, оставленные отцом, она, зная, что я с детства хорошо пела, отдала меня обучаться в школу музыкальных искусств. С тех пор прошло уже двадцать лет, а я больше не видела её. Впрочем, я не очень-то и скучала по ней.
— Значит, у вас нет родственников здесь?
Кенна покачала головой.
— А друзей?
— Если вы беспокоитесь о том, что кто-то помогает мне в обмен на определённые услуги, то нет.
Луи ощутил, что Кенна снова мрачнеет и закрывается от него, и снова поймал её ладонь, уже зная, как это действует на девушку — но на сей раз поцелуй не помог.
— Согласитесь, — решил он тогда воззвать к доводам разума, — такая красивая девушка, как вы, не может быть одинока.
Кенна пожала плечами и даже не взглянула на него.
— Я жду, — сказала она, продолжая смотреть на Дунай.
— Чего?
Но Кенна так и не ответила ему. Она встала и, взяв в руки корзину, побрела прочь, оставив Луи следовать за ней.
