Колледж. Каким он был, стал и должен быть - страница 24

. Благодаря своему голосу и доводам, но более всего в силу твердой приверженности невозможной, но насущной задаче приведения жизни в соответствие с образцами добродетели, которые он находил (главным образом) в Священном Писании, он был наставником для своих студентов в той же мере, в какой он был пастырем для своих прихожан. В своих теологических произведениях, которые касались в основном того, что мы бы назвали «моральной психологией», он исследовал тайны и превратности обучения, которое, как он считал, иногда идет мелкими шажками, иногда скачками или вдруг снисходит как чистое откровение, а порой происходит путем медленного и прилежного накопления знаний.

Такой педагог убежден, что у всех есть способность учиться и развиваться, хотя момент, когда между учителем и учеником пробегает искра, нельзя предсказать и спланировать. Для одних студентов он может так никогда и не наступить («Некоторые пройдут весь путь в колледже, – писал Перри, – и все равно сумеют остаться школьниками»), у других он может наступить тогда, когда его меньше всего ожидают[79]. Для того чтобы создать наилучшие условия для этого, настоящий учитель будет избегать навязчивой демонстрации своей эрудиции, говорить простым, а не цветистым языком и, скромно склоняясь перед предметом, будет считать себя просто инструментом, который Бог избрал для передачи студенту «духа различения». Кроме того, такой учитель знает, что невозможно сказать, произойдет ли подобная передача и когда.

В нашем в основном посттеистическом академическом мире эти суждения могут показаться далекими и, возможно, даже странными – но, может быть, это только видимость. Каждый настоящий педагог в конце концов понимает, что наряду с учителями и студентами в любой аудитории присутствует третья – мистическая сила. Иногда она работает во благо учебы, иногда – во вред. Причина в том, что идеи должны пересечь невидимый зазор, разделяющий ум преподавателя и ум ученика, и нельзя сказать заранее, сумеет ли смелая мысль пройти это пространство или что именно произойдет при ее переходе от говорящего к слушающему. Никогда не знаешь, как ученик воспримет слова учителя, которые в его уме смешиваются с уже поселившимися там идеями, накопленными в ходе предшествующего опыта и, возможно, привнесенными другими учителями. Иногда произнесенное слово не более чем шум, который растворяется в воздухе или не оказывает никакого воздействия на ум студента, не вызывая ничего, кроме досады и замешательства. Иногда у этого слова бывают неожиданные и мощные эффекты. И тем не менее невозможно сказать, когда это произойдет и почему это происходит у одних и не происходит у других.

Пуритане называли эту невидимую и неслышимую силу «благодатью». Необязательно разделять их веру – или быть верующим в любом конвенциональном смысле, – чтобы понять, что они имели в виду. Чтобы объяснить их понимание благодати моим собственным студентам (только редкие студенты, пришедшие в колледж из религиозных семей, не нуждаются в объяснении), я иногда привожу пример из внеклассной жизни.

Представим себе двух соседей по общежитию, которые вместе отправились на спектакль по пьесе Шекспира «Король Лир» о старике, обманутом собственными детьми, потерявшем власть, достоинство и даже разум, превратившемся в бродягу, лишенного благодати или надежды, которому нет нигде приюта. Соседи по комнате идут смотреть местную постановку пьесы, и когда она заканчивается, один выходит из театра со словами: «Видел я постановки и получше, пошли пиво пить» или: «Не понимаю, из-за чего весь сыр-бор, этот парень сам виноват, он просто нытик».