Колонисты. Часть 3 - страница 5
Осмунд рассыпался в любезностях, развлекая гостей:
–Женщины, как поле с цветами: здесь и невзрачные полевые цветы и клумбы с роскошными сортами.
–Кто я?– кокетничая, спросила Рут.
–Росянка,– выдал тот,– Заманила моего брата, как комара.
Лицо жены брата вытянулось в обиде.
Осмунд рассмеялся и успокаивал её:
–Шутка, Рут, шутка.
Девушки заверещали, требуя назвать какой они цветок. Мужчина рассыпал комплименты налево и направо.
Рут вздохнула:
–За что тебя женщины так любят?
–Потому, что я – умный, добрый и красивый.
–А почему не женишься?
–Повторяю для глупых: я – умный.
Рут хмыкнула и отошла от их компании.
Глядя на Хитер, Осмунд дал ей определение:
–Фиалка.
–Это Вы обо мне?– распахнула удивлённо свои прозрачно-голубые глаза девушка.
–Да.
–Но почему фиалка?
–Незатейливый цветок, но, тем не менее, почти всем нравится.
–А Вы знаете, что фиалка – символ гомосексуалистов? Вы намекаете, что я – переодетый мужчина?
–Ну что Вы…Просто в Вас есть что-то мальчишеское.
К ним подошёл Нолан, чувствуя, что назревает какой-то конфликт.
Стронгхольд-старший интересовался:
–А как там Ваша сестра Ингрид? Что пишет?
–Родила дочь Марту. Пишет, что дочь – это её копия.
Нолан кивнул.
Одна из девиц писклявым голосом вопрошала у альпиниста:
–Мистер Данкарт, что влечёт Вас на самую вершину гор?
Ценитель гор говорил торопливо, иногда проглатывая окончания, было видно, что он человек энергичный, эмоциональный и самовлюблённый, казалось, рассказывая, он любовался собою со стороны:
–Внизу остаётся суетное, мирское. А на верху – покой, умиротворение от встречи с небом, на вершине ощущаешь близость Бога, и начинаешь задумываться над сложностью жизни. Гималаи – вершина нашего мира. Начало нового года Гималаи празднуют обильным цветением: склоны низин пестрят цветами, жёлтая гамма переходит в лиловую, розовый цвет разбавляет оранжевый. Природа радуется своей весне. А замурованные снегом вершины гор в сонном спокойствии ждут смельчаков-покорителей. И когда найдутся очередные скалолазы, горы покажут им свой крутой, непокорный нрав, и только самые упорные и сильные дойдут до пика.
–Зачем же без конца рисковать своей жизнью?– ахала сердобольная блондиночка.
Ей ехидно заметила Хитер:
–Успокойтесь, милочка: если сбесившийся с жиру аристократ разобьёт себе голову о скалы, от этого никто больше не пострадает.
Осмунд, Нолан и близстоящие барышни округлили глаза: мисс Харфаух была излишне груба!
Данкарт-старший переспросил:
–А Вы не слишком злоупотребляете моим гостеприимством?
А про себя подумал: «Как эта серая мышь посмела меня высмеять! Мерзавка! Наглючка!»
Сотрудница Стронгхольда-старшего продолжала уничижать хозяина дома:
–Как же я забыла: такая персона, как Вы, должна получать восхваления строго по расписанию, с периодичностью в 10 минут!
–Значит, по-вашему, скалолаз не достоин похвал?– напирал альпинист.
–А Вам хотелось бы превратиться в легендарного героя, типа Геракла? Чтобы поэты слагали оды в Вашу честь? А я вот не понимаю: зачем испытывать судьбу, играя в опасные игры!
–Лучше играть в странные игры, как Вы? Травить себя ядовитыми парами кислот? Нет уж, я лучше на свежем воздухе буду совершать физические упражнения,– парировал Осмунд.
Хитер распалилась до обидных прозвищ:
–Своим рискованным фиглярством лично мне Вы доказываете свою дурость.
Дамы ахнули. Нолан делал знаки замолчать.
Побледневший Данкарт-старший говорил грубиянке: