Одна рука манекена, та, что лежала на столе, была сломана у запястья. Но трещина была аккуратно, почти любовно, склеена. На месте слома виднелись следы свежего, еще не потемневшего клея. Кто-то не просто принес сюда сломанную куклу. Он ее починил. Неумело. Старательно.
И в этот момент Арион понял все. Убийца не разрушал. Он созидал. Он не наказывал эту женщину за то, что ее семья распалась. Он не мстил ей. Он возвращал ей то, что она, по его мнению, потеряла. Он восстанавливал нарушенный порядок. Он «чинил» ее сломанную жизнь, склеивал ее, как этот старый манекен. Он дарил ей вечную, идеальную, мертвую семью. И в этой жуткой, извращенной заботе было больше безумия, чем в самой лютой ненависти.
Глава 5: Рождение «Декоратора»
Они вышли из квартиры на лестничную площадку, чтобы глотнуть воздуха. Даже там, в казенном пространстве подъезда, Арион все еще чувствовал на себе стеклянные взгляды манекенов. Макаров достал сигарету, но его руки дрожали так, что он не смог зажечь ее с первого раза.
– Ну и?.. – выдохнул он, наконец прикурив. – Что это за чертовщина, Арион? Я видел всякое. Расчлененка, ритуальные убийства сектантов, кровавую кашу. Но такого… такого не видел никогда. Это какой-то новый сорт безумия.
Арион прислонился к холодной стене, глядя на узоры инея на окне.
– Это не безумие, Макаров. Безумие – это хаос. А здесь – идеальный, абсолютный порядок. Он не просто убил ее. Он выстроил инсталляцию. Со своим сюжетом, со своей идеей.
– И какая же у него идея? Что он хотел сказать? «Я псих, бойтесь меня»?
– Нет. Гораздо хуже. Он не наказывал ее за развод. Он исправлял ее ошибку.
Макаров непонимающе уставился на него.
– Что ты несешь? Он убил ее. Какое, к черту, исправление?
– Посмотри на это его глазами, – сказал Арион, и его голос стал тихим, почти гипнотическим. – Жила-была женщина. У нее была семья: муж, ребенок. Это – порядок. Гармония. Потом семья распалась. Муж и ребенок ушли. В ее мире, в ее жизни образовалась пустота. Хаос. Это неправильно. Это нужно исправить. И он приходит. Он убирает ее – живую, страдающую, несовершенную. А на ее место ставит идеальную, вечную картину. Он возвращает ей семью, которую она потеряла. Только эта семья – мертвая, идеальная, застывшая во времени. Он дарит ей вечный покой в окружении вечной семьи. Он не убийца в своем понимании. Он – реставратор. Он «чинит» сломанные жизни. Помнишь склеенную руку манекена? Это его главный жест.
Следователь молча докурил сигарету, превратив ее в короткий, обугленный бычок.
– Реставратор… – прохрипел он. – То есть, ты хочешь сказать, он будет продолжать? Он будет искать другие «сломанные жизни»?
– Именно. Его цель – не женщины. Его цель – пустота, которую они, с его точки зрения, создают. Незаполненное место мужа, нерожденный ребенок… Все, что нарушает его извращенное представление об идеальном семейном порядке. Это не влечение к жизни, не Эрос. Это его противоположность. Это тяга к неорганическому. К абсолютному, мертвому покою. Он хочет остановить время, превратить живую, хаотичную реальность в застывшую, как в янтаре, сцену.
Макаров бросил окурок в старую консервную банку, стоявшую на подоконнике.
– Господи… У меня от твоих лекций мороз по коже. Значит, нам нужно искать… кого? Брошенных мужей? Обиженных детей?
– Нет, – сказал Арион. – Нам нужно искать того, для кого семья – это священный, незыблемый культ. Того, кто сам, возможно, вырос в неполной или деформированной семье. Того, кто одержим идеей порядка доведенного до абсурда. Мы ищем не маньяка. Мы ищем жреца этого страшного культа.
