Комплексное плавание, или Дни, когда я научилась летать - страница 3
– Иди к нему. Это всего лишь еще одна медаль.
Салту-Бониту
― Видел красного «Жука»[1]! ― кричит Рауль, как будто ему шесть лет, а не тринадцать.
– Ну, это уже не смешно, они все достаются тебе, ― с гордостью отвечает мама.
Рауль улыбается, а затем говорит единственную по-настоящему умную вещь, которую я когда-либо от него слышала:
– Это ты делаешь так, что они все достаются мне.
Это факт. Так происходит с тех пор, как он родился. Или, по крайней мере, с тех пор, как Раулю поставили диагноз «астма», ― ему достается все. Я, конечно, этого не помню: этот период в моей жизни ― как засвеченная кинопленка. Но в то же время эта пленка наполнена привнесенными моей матерью воспоминаниями, которые в основном состоят из истории о моем прыжке в бассейн и трехсот тысяч других воспоминаний о детстве и астме моего бесценного братика. Таких воспоминаний триста тысяч. А история, которая меня действительно интересует, не входит в это число.
Дома я никогда не выигрывала и никогда ни за что не выиграю. Я давно отказалась участвовать в этой игре. Дело в том, что Рауль действительно очень умный и умело, как никто другой, манипулирует своей астмой. Он использует ее как прямой и действенный инструмент власти. А я? Я плаваю. А еще внимательно слушаю голос отца ― как сейчас.
Мы на полпути в Салту-Бониту, и эти двое продолжают играть в поиск красных «Жуков» на дороге. Папин голос записан на кассету, которую я нашла среди маминых вещей. Думаю, он был музыкантом. Я узнала об этом после того, как продала несколько золотых медалей, купила плеер и прослушала эту кассету. Я представляла, как он записывал эту песню для меня. Может быть, я плохо спала или плохо ела. С детьми такое часто бывает. Да и кто еще в нашей семье, кроме меня, подолгу сидит в воде?
Что сказала мама, когда я нашла кассету и пришла к ней с вопросом, правда ли это голос моего папы? Ничего. В ее голове крутятся остальные триста тысяч историй. Все место занимает безграничная любовь к Раулю ― сколько я себя помню. И вот она заговаривает со мной.
– Выключи, Лола.
– Что? ― отвечаю я, как будто не расслышав.
Я нахожу все новые и новые способы, как держаться подальше от своей семьи. Плеер ― лишь один из них.
– Выключи, милая. Побудь немного с нами. Совсем немного.
Я пожимаю плечами. И продолжаю слушать папин голос. Рауль пользуется случаем и встревает.
– Ей не нравится играть в «Жука», потому что «Жук» есть у очкарика.
Итак, я продолжаю. Он, конечно, говорит о мальчике. Мой брат – гений. Абсолютно точно.
– Какой еще очкарик? ― спрашивает мама.
– Боже мой, Рауль, покоя от тебя нет. Может, он и очкарик, но я уверена, что он разбирается в жизни лучше, чем ты. Прекрати, ― говорю я, а он делает вид, что не слышит.
Пока я перематываю пленку, чтобы переслушать песню и избежать очередного неловкого разговора с семьей, я понимаю, что мы уже приехали в Салту-Бониту. Маленький странный городишко. Улицы узкие и пустые. Деревья по форме напоминают фрукты. Я ничего не помню о предыдущих поездках сюда, хотя в детстве бывала здесь несколько раз. Я чувствую непривычный холодок и своего рода боль в животе, когда наша «Бразилия» едет по улицам города. Машина трясется, двигатель громко ревет, и я могу только думать, что это место какое-то загадочное.