Читать онлайн Кека Рейс - Комплексное плавание, или Дни, когда я научилась летать

© 2021 by Keka Reis

© 2021 VR Editora S.A.

Перевод с португальского Анны Орлицкой

© Кека Рейс, 2024

© Анна Орлицкая, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. Строки, 2024

*Бусинки – девочки 13–16 лет, которые только начинают открывать мир и познавать себя. Любимая аудитория сервиса Строки. Прим. ред.

Всякий раз, когда меня спрашивают, в каком возрасте я научилась плавать, я вспоминаю одну историю. Этого воспоминания могло и не быть, оно сохранилось благодаря тому, что я много раз слышала эту историю от мамы: она рассказывала ее мне, другим и всем, кто интересовался моими достижениями в плавании. Мама не слишком разговорчива, но по какой-то непонятной мне причине она любит вспоминать мой первый опыт в бассейне. Может быть, потому что она мной гордится. Может быть.

Мне было чуть меньше двух лет, это произошло в доме, где мы тогда жили. Я носилась туда-сюда вдоль края бассейна. Именно этим ведь обычно и занимаются маленькие дети ― носятся туда-сюда. И вдруг в самый разгар беготни я свалилась в бассейн. Вернее, я туда прыгнула, как вам скоро станет известно. Мама, лежавшая в шезлонге и читавшая толстую книгу, потеряла дар речи. Она замерла от страха. Единственное, что она смогла сделать, ― это закричать:

«Лола! Лола упала в бассейн!»

В тот же момент папа, которого даже не было на террасе, прибежал и прыгнул в воду, чтобы спасти меня. Только он меня не спас.

Как это не спас? Значит ли это, что я утонула? Сейчас вы, вероятно, задаетесь вопросом, не попалась ли вам в руки еще одна из тех книг для подростков, которые любят сверхъестественное, вампиров или игры с вызовом духов. Вынуждена буду разочаровать вас ― это не тот случай.

В бассейне папа разглядел меня получше и понял, что я не просто так размахиваю ручонками и ножонками. Он гордо улыбнулся.

«Она не упала, она прыгнула. Моя дочка умеет плавать!»

Да, мне тогда не было и двух лет. И я плыла. Примерно так все и началось.

Только это воспоминание мне не принадлежит ― на самом деле я не помню, что происходило со мной до второго сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года. В тот день умер мой папа. Вернее, в тот день мама сказала нам с братом, что он ушел. Навсегда.

Я помню все подробности. Меня пораньше забрали из детского сада, и я ехала в машине с ощущением радости. Меня никогда не забирали пораньше, и это казалось важным событием. Как межгалактическое путешествие или что-то в этом роде. Мама была молчаливее, чем обычно, и я подумала, что все это часть большого плана. В некотором смысле так и оказалось. Это был очень большой план. Только нельзя сказать, что план был хорошим.

Когда мы вернулись домой, брат только проснулся и ждал нас на диване в гостиной. Он улыбался, радуясь нашему приходу, и строил башню из пластиковых стаканчиков ― какой малыш не любит эту простую игру… Затем мама наконец заговорила.

«Ваш папа умер. Теперь мы остались втроем».

Произнеся фразу, которой суждено было навсегда изменить нашу жизнь, она заплакала. Горько, тихо, сдержанно. Это был плач матери, пытавшейся держать себя в руках перед своими маленькими детьми. Вслед за ней заплакала я. А вслед за мной разревелся и братик. Его зовут Рауль. Это случилось, когда ему не было и двух лет. А мне на следующей неделе должно было исполниться четыре. Так, незадолго до моего четвертого дня рождения, жизнь заставила меня состариться на тысячу лет. Всего за пару часов.

Все это было очень странно. Недоступно пониманию ребенка. Я до сих пор не могу это осознать. Вчера папа был рядом с нами, а сегодня его не стало. Он исчез.

«Куда делся папа? Что с ним случилось?»

У меня нет ответа на этот вопрос. Я не говорю об объяснении этого события с точки зрения веры, и не только потому, что боюсь призраков, монстров, прячущихся в школьных туалетах, и всего, что связано с непознанным. Но у меня нет практического, объективного ответа, который бы меня удовлетворил. Я не знаю, что случилось с моим отцом. Как он умер. Был ли это несчастный случай, болезнь или злой рок. Знаю только, что в четыре года мне пришлось понять смысл слова, которого не должно быть на устах ни одного ребенка в этом мире, ― слова «смерть». По крайней мере, дети не должны узнавать его так внезапно, как это случилось со мной.

Смерть.

Слово, совершенно бессмысленное для ребенка, который совсем недавно научился говорить и для которого самым сложным испытанием было провести несколько часов вдали от матери или собрать головоломку в виде медведя. Но прежде чем вы заметите отсутствие кусочка в этой странной головоломке, которую представляла собой моя жизнь до настоящего момента, позвольте мне забежать вперед и предупредить: я ничего не знаю о смерти отца и даже не помню его лица, потому что мама никогда больше не касалась этой темы. Мы переехали, она спрятала его фотографии неизвестно куда, держалась от его родственников на расстоянии и никогда, никогда не отвечала ни на один вопрос о том дне ― дне, когда он исчез. Единственное, что она рассказывает о папе, ― это история о том, как я сама научилась плавать. Это не мое воспоминание. И эта история не о нем ― это моя история.

Постойте! Не закрывайте книгу, если подумали, что, читая ее, даже самый черствый человек уронит слезу, не бросайте чтение, если подумали, что не хотите тратить свое драгоценное свободное время на то, чтобы страдать из-за чужого несчастья. В моей истории не все мрачно и печально. Совсем наоборот. Я уверена, что если начало жизни оказывается таким грустным, то ее продолжение обязательно должно быть радостным. Жизнь наполнится яркими событиями, улыбками, любовью и воспоминаниями, непременно хорошими воспоминаниями. Целая жизнь (или, по крайней мере, ее продолжение) будет полна веселых разговоров и глупых беспокойств вроде переживаний о секущихся кончиках волос ― я всегда втайне завидовала девушкам, которые беспокоятся о секущихся кончиках. И, возможно, будет даже история любви. Такая, где героиня в конце вздыхает от счастья. Почему бы и нет? Я тоже заслуживаю вздоха от счастья в финале.

На самом деле я страдала и, думаю, всегда буду страдать из-за отсутствия отца, которого совсем не помню. Каждый, кто когда-либо терял близкого человека, знает, о чем я говорю. Тем более если вы не помните этого человека, как я не помню отца. Но прежде чем он исчез навсегда, умер, испарился, отправился в рай или в ад (кто знает?), он сделал то, что может сделать для своей дочери только очень хороший отец. Он посмотрел на меня. Посмотрел на меня в том бассейне и громко сказал:

«Она не упала, она прыгнула. Моя дочка умеет плавать!»

Благодаря этому позаимствованному воспоминанию я научилась очень хорошо и очень быстро плавать и стала чемпионкой. Благодаря папиному голосу бассейн стал моим домом. Здесь, под водой, как будто не существует всего остального мира. Школы, людей и того, как мало я, кажется, для них значу. Все это не имеет значения. Слышите свисток? Еще одна золотая медаль.

Спасибо, папа!

Я стою на пьедестале и думаю, что это происходило уже столько раз, что начало надоедать мне. В этом есть нечто снобистское и из ряда вон выходящее ― получить золотую медаль за занятие, которое тебе нравится, но кажется скучным. Однако я вовсе не сноб. Мне так не кажется.

Президент Ассоциации плавания Сан-Паулу подходит ко мне, подмигивает и улыбается.

– Мы очень гордимся тобой, Лола.

Я отвечаю натянутой, вымученной улыбкой и киваю в знак согласия. Начинается церемония награждения. Кто-то аплодирует Миреле Батисте, девочке, завоевавшей бронзовую медаль. Она глубоко вздыхает, кажется, от счастья. Затем президент ассоциации вручает серебряную медаль незнакомой мне девочке, и по залу прокатываются оглушительные крики. То и дело всюду появляются сотни счастливых и ликующих взрослых. Они похожи на гремлинов, этих громких, шумных зверушек из фильма, который мама любит смотреть вместе со мной и братом и который отнюдь не кажется мне таким уж веселым. Хотя я смеюсь, когда гремлины размножаются в воде. Моей маме это нравится. Так что я терплю. Взрослые хлопают, кричат, фотографируют. Вспышки и снова вспышки. Народу так много, что я не сразу замечаю, как женщина в очках просто душит в объятиях незнакомую девочку, получившую серебряную медаль.

– Мы победили! Мы ПОБЕДИЛИ!

Прошло некоторое время, прежде чем я осознала, что эта женщина, которая тогда казалась самой гордой и самой взволнованной на свете, ― не кто иная, как мать этой девочки. Но серебряная медалистка отталкивает мать, одарив ледяным взглядом, и с досадой произносит:

– Да ладно тебе, мам…

Мне жаль эту женщину, которая покидает сцену с грустным выражением лица и опущенными плечами. А эта девочка, которая, наверное, знает все о секущихся кончиках, кажется мне такой же странной, как бесстыжие чирлидерши из американских фильмов. Она хватает медаль, будто хочет ее укусить, и я разражаюсь смехом. Этот громкий и внезапный смех ― моя отличительная черта. Я не могу его сдержать. Стоит только мне задуматься, как реагируют на происходящее окружающие меня люди, как они уже атакуют нас с новой силой. Еще больше гремлинов, еще больше шума и больше вспышек. И все это из-за нелепого жеста девочки с серебряной медалью. Представьте, как поведет себя ее обезумевшая от счастья семья, когда бедняжка выиграет золотую медаль? Сразу после этой дурацкой мысли я давлюсь очередным приступом смеха, который остается никем не услышанным, и наконец-то понимаю, почему стоять на пьедестале и участвовать в церемонии награждения ― занятие для меня все более скучное: здесь никогда нет никого, кто бы праздновал победу вместе со мной. Никогда. Понадобилось немало времени, чтобы я это осознала. Награждений сорок. И тут я с горечью замечаю, что президент Ассоциации плавания Сан-Паулу надевает мне на шею золотую медаль. Она повторяет:

– Мы очень гордимся тобой, Лола.

Я смотрю на нее и не раздумывая отвечаю:

– С чего бы? Это всего лишь еще одна медаль.

Над пьедесталом повисает тишина. Гробовая тишина. Гремлины косятся на меня. Серебряная и бронзовая медалистки сверлят глазами. Я понимаю, какую оплошность допустила, и пытаюсь исправить положение:

– Золотая медаль. Это круто, это очень круто. Юху-у-у!

Мне на помощь приходит Низа ― она мой тренер и одна из немногих, кто меня понимает.

– Пойдем, Лола. Тебе звонили. Пора идти.

Я чуть не падаю с пьедестала. Ведь со второго сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года я ненавижу любые сюрпризы. Сюрпризы, людей, которые приезжают за мной раньше времени, и возможные межгалактические путешествия. Только когда Низа незаметно подмигивает мне, я понимаю, что она придумала этот предлог, чтобы вытащить меня оттуда. Низа провожает меня до дверей бассейна.

– Все. У тебя каникулы, Лола. Больше никакого бассейна, никакой хлорки и никаких мыслей о соревнованиях.

Я закатываю глаза, не совсем понимая, что она имеет в виду.

– И это говорит мой тренер?

– Просто тебе пора двигаться дальше и подумать о соревнованиях за границей.

Низа имеет в виду соревнования в США. Логично, она же мой тренер. Я неловко прощаюсь с ней. Она из тех милых людей, кто любит улыбаться, подолгу обниматься и есть сахарную вату. Я никогда не пробовала сахарную вату и толком не умею обниматься. Но я стараюсь. Вернее, я стараюсь обнять Низу крепко, но получается как-то нелепо. Ничего, она меня понимает.