Кондрат Булавин - страница 35



. Брухтались-брухтались мы с ним, а потом надоело мне это дело, вцепился я ему в горло зубами и перегрыз…

– Ха-ха… – закатывались казаки, хлопая себя по ляжкам. – Вот брешет-то знатно!

– Ну и как же ты коня вызволил из оврага? – сквозь смех спросил Голый, подмигивая казакам.

– А так и вызволил, – невозмутимо ответил Григорий. – Схватил за узду и вытащил…

– И конь не расшибся?

– А чего ему расшибаться? – так же не смущаясь, ответил Григорий. – Когда он прыгнул через овраг, у седла подпруга лопнула, потники, стало быть, раскрылились, и мой аргамак, как на крыльях, слетел в овраг. Как все едино воробушек сел…

– Ну а вепрь-то твой, тот где? – сотрясаясь от смеха, спросил Кондрат.

– А там… – в неопределенном направлении махнул Григорий.

– А-а… – понимающе протянул Булавин. – Стало быть, там… на воле ходит…

– Зачем на воле? Я его на дубке на суку повесил… Завтра возьму.

Оглушающие взрывы смеха казаков наконец несколько смутили Гришку. Он сердитыми глазами посмотрел на них. Потом, поняв, что слишком заврался, расхохотался и сам, звонко и весело.

– Ты б, Гришка, – смеялся Кондрат, – рассказал, как ты в Бахмут-городке за волком гонял.

– Да что там рассказывать? – отмахнулся Григорий. – Дело прошлое. Собаку я невзначай однова за волка принял… Что ж тут особливого? Это может с каждым приключиться…

– Расскажи, Кондратий Афанасьевич, – стали просить казаки. – Расскажи!

– Ладно, расскажу, – посмеиваясь, согласился Кондрат. – Как-то Гришка стал собираться на волков. А в степу в это время такая сыпуга[41] разыгралась, что прям на ногах устоять не можно, с ног валит. Стал я было Гришку отговаривать: куда, мол, тебя черти несут в такую непогодь? Да разве ж его, такого взгального, отговоришь? Заупрямился парень: «Поеду, да и все. Зараз, говорит, самое время волков бить…» Ну, думаю, черт тебя дери, езжай, коль приспичило… Выехал это он, стало быть, в степ, а сыпуга там так и рвет и мечет, с коня сшибает. В двух шагах ничего не видать… Гришке б впору и вернуться, да стыдно: как же, мол, умных людей не послушался и в дураках оказался. Ездил, ездил он по степу, ничего не видал, – какие уж там волки в такую непогодь? Досада взяла парня, и впрямь навроде надобно со стыдом возвращаться. И уж хотел он было ехать ни с чем домой, только глядь это он – что-то блазнится[42] у кустов. Пригляделся он и возрадовался, около дохлого жереба, какого мы намедни с ним вывезли, здоровенный волк кормится. Поскакал Гришка к нему, а волк от него. Отбежал это, обернулся да по-собачьи забрехал: гав-гав. Нашего Гришку ажно оторопь взяла: что, мол, за диковина такая – волк, а по-собачьи брешет? Ну, а все же не отстает от него, знай себе скачет за волком, хочется ему засечь его плетью. А волк бежит-бежит, обернется да: гав-гав… Всмотрелся Гришка в волка, да и плюнул с досады: это был здоровенный кобель нашего соседа, бахмутского казака…

Смех казаков заглушил конец рассказа.

– Постой, Кондратий, постой, – сказал сконфуженный Григорий. – Ты рассказал бы лучше о себе, как ты гусей-то домашних стрелял… Помнишь, тебе за них бабы чуть бороду не выщипали?..

– Как не помнить? Помню, – смеялся Кондрат. – Было такое дело. Ошибку понес… Думал, дикие… Целую дюжину настрелял… Ну, бабы дали мне добрую взбучку за них… Ха-ха… – И, оборвав смех, взглянул на густо усеянное яркими звездами небо. – Эх, звезды-то как блещут! Видать, завтра день добрый будет… Ложись, браты! А то, как только зарница займется, взбужу.