Константин встречал императрицу с детьми, стоя у ступеней дворца. Солнце слепило, играя яркими бликами на позолоченной дверце остановившейся кареты. Он невольно зажмурился. А когда открыл глаза, ему на мгновение показалось, что к нему в мягкой шелковой столе[3] с диадемой в волосах приближается Минервина, вышедшая из его снов.
Фауста, обрадованная, что долгая дорога завершилась, и тронутая радушным приемом горожан, хотела броситься к мужу в объятия, но, сохраняя достоинство, шла медленно и царственно, ведя за руку Константину. Крисп шел чуть позади.
Императрица смотрела на Константина с восхищением. Он стоял впереди, такой высокий, сильный и строгий, облаченный в пурпур и золото. Полководец, не знающий поражений, новый старший август, самый могущественный человек на свете, и никакой Лициний ему неровня. За его спиной, вдоль ступеней, выстроились статные гвардейцы в начищенных до блеска доспехах. Фауста чувствовала на себе восхищенные взгляды аристократов, собравшихся на площади возле дворца. На ее щеках вспыхнул румянец. В эти мгновения она была счастлива.
Но когда она приблизилась, то заметила, как в глазах мужа мелькнуло удивление и разочарование, словно он надеялся увидеть вместо нее кого-то другого. Ее сердце больно кольнуло. Присмотревшись, она поняла, что взгляд императора затуманен вином. Константина, успевшая за год позабыть отца, испуганно прижалась к матери. Супруги растерянно смотрели друг на друга, пока Крисп едва заметно не подтолкнул Фаусту к Константину, прервав нелепую сцену. Опомнившись, император сделал шаг навстречу и оказал императрице подобающие знаки внимания, ласково потрепал по голове дочь и обнял сына.
На пиру Константин был молчалив, опустошал чашу за чашей, почти не ел. Фауста чувствовала себя униженной. Никто из наблюдавших за встречей супругов не придал значения возникшей заминке. Но императрице казалось, что сейчас весь город обсуждает, как ее опозорили. Она усилием воли сдерживала слезы.
В опочивальню Фауста вошла, с трудом переставляя ноги от усталости. Ей хотелось рухнуть в постель и рыдать, уткнувшись лицом в подушку. Вместо этого, приказав прислуге удалиться, она стала ждать мужа. Константин намеренно задерживался. Он прогулялся по саду, искупался в бассейне с теплой водой и лишь затем направился в покои.
Император с досадой обнаружил, что супруга не спит. Она пыталась поймать его взгляд. Константин, глядя мимо нее, молча скинул далматику и подошел к кровати со своей стороны. Ему не хотелось разговаривать. Губы сами плотно сжались. Он чувствовал, что каждое слово будет даваться с трудом. Константин хотел лечь, но Фауста, поборов слабость вместе с подступившей дрожью, спросила:
– Я тебя чем-то разгневала?
– Нет, – буркнул император.
– Я огорчила тебя неосторожным жестом или словом?
– Нет.
– Тогда почему ты так жесток ко мне? Чем я это заслужила? – Ее голос дрогнул, она дала волю слезам.
– Ничем, – все так же тускло произнес Константин, но почувствовал, как внутри все закипает, и выпалил с жаром: – Ты ничем этого не заслужила! Я женился на тебе, дочери лишенного власти императора, сестре изменника, беженке, искавшей спасения и приюта. И кем ты стала благодаря мне? Самой почитаемой матроной во всей Империи, даже Констанция стоит ниже тебя. Знатнейшие патриции из древнейших родов падают ниц перед тобой, крестьянской внучкой! А ты до сих пор не можешь выполнить свой долг. Мне нужен наследник! Риму нужен наследник!
