– Да – я передаю ему морозильную камеру, и металлическая ручка обжигает холодом мою ладонь.
Его суровые черты лица слишком сильно скованы досадой и болью. Он все еще не верит, что решился на такой шаг. Черный смокинг, сигареты элитных сортов и боль, что поедает внутренности, подобно могильным червям. Он прекрасно понимает – его ребенок будет жить, благодаря смерти и дьяволу. В его глазах я вижу пустоту. Этот момент меняет не только жизнь, но и судьбу. Не удивительно, что многие наши клиенты, в конечном итоге, умирают в петле, либо от пули, пущенной в рот. Хотя, большинству плевать. Вопрос смерти слишком многозначителен.
Я молчу пару минут, чтобы позволить прочувствовать ему ценность жизни собственного ребенка.
– Мне пора – я открываю дверь, натягиваю кепку на глаза и вновь выхожу в морозный Брюссель.
А12. Б16. А27. Я медленно иду по заснеженной тропинке, пока двигатель машины начинает жадно вдыхать свежий воздух. Я думаю о жизни и о маленьких детях, что приходят ко мне после пробуждения. Он думает об Освальде и смерти, которая продлевает его жизнь.
Мы думаем, а значит, у нас есть разум. Странная закономерность, мысли посещают и тех, у кого больше нет сердца.
4.
Двое суток в Брюсселе. Двое приторных суток в городе холодных людей. Совершенно один. Рядом нет Молли. Лишь я и Брюссель. Двое суток.
Я переступаю порог квартиры, которая была снята на несколько дней специально к моему визиту. За мной хлопает тяжелая деревянная дверь. Третий этаж, готические постройки за окном и снег, который кружит между небом и землей, в липкой атмосфере зимы.
Я скидываю куртку на пол, сбрасывая тяжелые черные ботинки, наполненные натуральным мехом. В квартире пахнет свежестью, осенними листьями и перегноем хвойных пород.
Небольшая прихожая 2х2 с коричневой тумбой из крепкого дерева и рядом золотистых крючков для одежды, которые заканчиваются лишь у белого выключателя, что так ярко выделяется на фоне темно-синих обоев. Две белые двери – ванна, туалет. Впереди арка, завешенная велюровой занавеской. Справа небольшой туннель в кухню, откуда пробивается свет, сквозь пыльное стекло в бежевой двери.
Бросаю ключи на тумбочку в прихожей. Оригинальная идея – оставить ключи в почтовом ящике для каждого квартиранта. Гениально.
Велюр ласкает мое лицо и пальцы рук. Он нежно скользит по коже, оставляя лишь приятный след, словно я снова отдаюсь ладоням Молли.
Молли. Как часто я думаю о ней?
Меня встречает мягкий свет, что проходит сквозь двойное окно и падает на стены комнаты, на потолок и пол. Темно-зеленый круглый ковер, который едва доходит до ножек большой кровати, что расположена у стены, под портретом Британской королевы. Синие стены, которые наполняют мое тело усталостью и легкостью.
Я так хочу спать.
По левую руку несколько больших шкафов. Они узкие, но касаются потолка. Сделанные из пластика и дерева, они наполняют интерьер, съедая миллиметры свободного пространства. Смесь природы и человеческого прогресса. Сколько скелетов за тонкими дверцами? Кладбище чувств квартирантов. Не от легкой жизни они падают в посуточную оплату квартиры.
Я ложусь на кровать.
Она слишком мягкая, чтобы я жил в реальности. Моя голова касается наволочки из хлопка, и глаза начинают закрываться, подобно тяжелым жалюзи. Передо мной плазменный телевизор. Он закреплен на стену синего цвета. Черный квадрат загадки, пока я не жму на красную кнопку на сером пульте. Щелк, и я вижу сотни лиц в большом мегаполисе.
