— Кардиохирургии? — внутри все сжимается.
— Да, мы еще дождемся результатов анализов, но, по предварительным данным, у пациентки недостаточность клапана легочной артерии. Нужно провести полную диагностику, чтобы подтвердить правильность диагноза, — безэмоциональный голос доктора почему-то звучит издалека.
Ноги немеют, колени подгибаются. Мне еле удается устоять.
— Что это значит? — произношу тихо, губы еле шевелятся.
Взгляд доктора немного смягчается.
— Если говорить простым языком, то одна из створок сердца вашей матери не до конца смыкается, что вызывает обратный отток крови в легкие, — слова доктора теряются из-за шума в голове, но я, как могу, стараюсь вытянуть их из трясины мыслей, тянущих меня в темноту. — Я пока не могу сказать, понадобится ли хирургическое вмешательство. Нужно сначала проверить гемодинамику, — мужчина ловит мой испуганно-вопросительный взгляд. — Мы посмотрим, как кровь движется по сосудам вашей мамы и потом точно скажем, будет ли необходимость в операции или она справится с помощью лекарств.
Напряжение только возрастает, когда я задаю вертящийся на языке вопрос:
— А что, если нужна будет операция? Насколько она опасная?
Хочу вдохнуть полной грудью, но воздух застревает в горле. Слезы подступают к глазам. Мне кое-как удается их сдержать. По крайней мере, пока.
— Я не могу сказать, что это рядовая операция. Когда дело касается сердца, всегда есть риски. Но вы можете успокоить себя тем, что это не пересадка и не нужно искать донора, — мужчина улыбается, явно пытаясь пошутить. Неудачно. Кровь отливает от лица, глаза расширяются. Видимо, от доктора это не скрывается. — В любом случае, рано пока обо всем говорить. Сначала нужно понять, насколько серьезная патология. Мы этим займемся, а вы идите к матери, ей, наверное, страшно: прямо по коридору до лифтов и на пятый этаж, — он указывает рукой в нужную сторону.
Я же не отрываю взгляда от его лица. Смотрю долго, пытаюсь найти хоть что-то, что может дать мне надежду, но не вижу ничего. Глаза жжет. Опускаю взгляд в пол, стараясь справиться с накатывающими слезами. Дышу поверхностно, часто.
— Спасибо, — бормочу, прежде чем сделать шаг в указанном направлении.
— Девушка, — он окликает меня. Застываю на месте, боясь услышать еще один “приговор”.
Лишь когда доктор ровняется со мной, протягивая мне тренч, могу немного расслабиться. Забираю одежду из его рук, ловлю неуверенный взгляд.
— Говорите, — произношу безнадежно, не уверена, что у меня получится справиться с еще большим количеством новостей.
— Я обычно не вмешиваюсь в личные дела пациентов, но это важно, — доктор отводит взгляд в сторону, где мелькает чья-то фигура, прежде чем вернуться ко мне. — Постарайтесь уделять матери больше внимания. Скорее всего, в последнее время она была очень слабой, постоянно хотела спать, ее мучили приступы одышки и боли в сердце. В таких случаях, как у вашей матери, чем быстрее пациент обратится за помощью, тем лучше.
Образ доктора расплывается перед глазами. Слезы катятся по щекам. Кусаю многострадальную нижнюю губу, чтобы подавить рвущейся наружу всхлип. Чувство вины сдавливает грудь. Я действительно слишком сильно сконцентрировалась на работе, забыв обо всем, в том числе и о маме.
— С-спасибо, — сминаю тренч и резко разворачиваюсь, чтобы не видеть осуждения, которое, скорее всего, появилось в глазах у врача.
