Кормилец Байконурского стройбата. Повесть о юности армейской - страница 8



К моменту моего знакомства с Наташей с окончания той истории прошло уже больше года, все возможные раны на сердце давно зарубцевались, но ощущение пустоты в душе оставалось, и я старательно заполнял его рабочими моментами. Набирать статистику в микробиологических экспериментах – это тот ещё геморрой. Актиномицет растёт несколько дней, потом ещё фаг на нём неделю. Надо всё вовремя грамотно планировать, чтобы результаты подходили вовремя и давали информацию для последующих экспериментов. Но поскольку начались они ещё на третьем курсе, к пятому ситуация обрисовалась уже достаточно чётко, и мне оставалось только подчеркнуть существенные моменты своей работы и выйти на конкретные выводы. Я таки нашел составы сред, которые практически не влияли на выход фага в активную фазу. Сейчас я понимаю, что это была чистой воды алхимия, ибо на том уровне компетенции я не мог заявить, почему такой результат достигается именно так, а не иначе, но это было уже задачей для гораздо более компетентных исследователей, буде такие возникнут. Надеюсь, в Унгены потом передали эту информацию, впрочем, вряд ли: это слишком разные пласты реальности…

Наташа нравилась мне всё больше и больше. Невысокая брюнетка с хорошей фигурой и нежным иконописным ликом. Отношения развивались стандартно: прогулки в кино, по парку, благо наступила тёплая весна, поцелуйчики на скамейках, в лифте и на эскалаторе. Она подолгу засиживалась у меня в общаге, где помогала мне рисовать технологические схемы, таблицы и диаграммы к предстоящей защите. Одно меня тяготило: я знал, что меня загребут в армию, а куда именно меня пошлют, не знал никто, в том числе и мои вузовские преподаватели. Как-то раз я на сеансе какого-то фильма я и сказал ей это в том смысле, что мне с ней очень хорошо и что я её люблю, но я не вижу смысла в нашем совместном будущем, т. к. не верю, что она, как нормальная девушка, готова меня два года из армии дожидаться. В ответ я увидел слёзы, ручьём текущие из её глаз. Мне стало стыдно. «Наташка, неужели ты готова ехать со мной?» Она ничего не ответила, только быстро утвердительно закачала головой. Это и решило всю мою дальнейшую судьбу. На следующий день мы решили подать заявление. Тут возникло некое бюрократическое препятствие, но об этом чуть позже.

На носу была моя защита диплома. Надо было срочно довести до ума и текст доклада, и схемы, таблицы, диаграммы. Мы часами сидели у меня в общаге и доделывали, дорисовывали, исправляли. Благо мой сосед по комнате, Абдуллай из Мавритании, хороший парень, сын муллы из народа фульбе и чёрный, как кирзовый сапог, сдал сессию досрочно и свалил во Францию к родственникам (негров там уже тогда хватало), оставив комнату полностью в моё распоряжение. И вот наступило 4 июня 1985 года. Я развесил листы ватмана и предстал перед лицом комиссии из пяти человек во главе с завкафедрой. Докладывал я минут сорок. Поскольку всё, что я докладывал, за три года неоднократно прошло через мои мозги, в записи я почти не заглядывал, всё рассказывал, как выученное стихотворение, и видел, что комиссии это нравится. На заданные вопросы отвечал быстро и аргументированно, в результате получил пять баллов и даже редкие аплодисменты, что на защитах диплома студентов ну вовсе не характерно.

Я не помню, была Наташа на защите или нет, но через пару часов она прибежала ко мне в общагу с поздравлениями. Мы на радостях заключили друг друга в объятия, и они вскоре впервые плавно перешли в горизонтальную плоскость, чтобы уже никогда оттуда не выходить…