– Благодарю, Мару, – кивнул Сэмсон.
Гравилет поднялся в воздух с первыми лучами рассвета. Небо постепенно наливалось красками, стряхивая с себя темное покрывало. Синева залиловела, затем порозовела; солнце подрумянило облака. Чанд-Махал все отдалялся и становился меньше, пока не скрылся из виду полностью. Яссен сел в кресло и попытался расслабиться, но не получалось. Сэмсон же закутался в шубу и тут же заснул, оставив нетронутый чай стынуть на столе.
За иллюминаторами простирались знаменитые Сонские горы, утыканные серебристыми колышками шахт. Именно здесь джантарцы добывали свою драгоценную ослепительно сияющую руду. В отличие от прочих металлов, этот сотнями оборотов не поддавался действию стихии или ржавчины. А сами джантарцы были непревзойденными кузнецами, чье искусство для прочих оставалось недосягаемым. Они могли придать металлу любую форму, будь это изящная музыкальная шкатулка или целый город.
«Своими руками, Яссен, мы творим волшебство», – говаривал его отец. Волшебство.
До порабощения Сешара джантарское правительство зазывало работать на рудниках бедную и отчаявшуюся молодежь. «Найдешь жилу – обогатишься! – гласили агитки. – Достаточно одного удачного удара киркой!» Откликнулись тысячи добровольцев. Они вгрызлись глубоко в недра Сайона, пока не перестали видеть дальше собственного носа. Выжили только несколько сотен. А из тех лишь горстка не сошла с ума от отсутствия света. Яссен не знал, как его отец сдюжил, копаясь в кромешной тьме, стирая в кровь руки, да так, что складки кожи вечно были черными от пыли.
Гравилет заложил вираж, и горы скрылись из виду. Яссен вздохнул и попытался заснуть, но призрак давешнего кошмара – жгучее пламя и удушливый дым – вновь заставил его изойти по́том. Яссен поднялся. Обошел весь гравилет, встретил в трюме среди багажа Мару. Слуга оторвался от чтения и спросил, чем может помочь. Яссен отмахнулся. Затем поднялся на самый верх, в кабину пилота.
– Сколько нам лететь? – осведомился он.
– Пару часов, господин. Что-нибудь желаете?
Но Яссен уже вышел. Он походил туда-сюда по салону; камень в животе становился все тяжелее и тяжелее. Яссен знал, что проблемы со сном у него не из-за кошмаров, а из-за того, что каждая секунда приближала его к родине.
К Равансу.
От одной мысли все тело охватывала истома. Вступив в ряды арохассинов, Яссен возвращался в Раванс лишь дважды: один раз, чтобы тайно вывезти предводителя движения, второй – чтобы устранить богатого генерала с нефритовыми лабретами в шее. После этого появляться стало слишком опасно, ведь если бы Яссена поймали, то сожгли бы.
У других раванцев он не вызывал теплоты, но тут уж ничего не поделаешь: Яссен убил высокопоставленного полководца, работал на организацию, стремившуюся уничтожить королевство. Однако настоящая причина нелюбви была куда более горькой.
Яссен встретился взглядом с собственным отражением в стекле и замер. На него смотрели бледные бесцветные глаза. Эти глаза, как и волосы, Яссен унаследовал от отца, а нос с горбинкой и высокие скулы, улыбку и глубокую любовь к барханам – от матери. Внешне он больше походил на джантарца, чем на раванца, однако говорил с тягучим акцентом жителя пустыни. Соотечественники не понимали, как к нему относиться. Сказать по правде, он и сам это не всегда понимал.
– Яссен.
Он резко развернулся. На верхнюю палубу поднимался Сэмсон.
