– Его величество определенно побывал здесь, – произнесла Ферма; ее голос гулким эхом отдавался в просторном помещении.
Элина ступила на каменный круг, отгоняя воспоминания, и вместе со своим Копьем поднялась к западному стеллажу.
– Вот, пыль стерта. – Ферма указала на полку.
– Зачем отцу свитки о Бессмертных?.. – озадаченно пробормотала Элина.
Она знала эти записи как свои пять пальцев. Бессмертные были… странным предметом, мягко говоря. Знаний о них набиралось немного, на пару полок. И именно к ним ее мать чаще всего обращалась в последние дни болезни.
«Мне ведомо это горе, – прошептала как-то раз Ахна. Ее истончившиеся, хрупкие пальцы мертвой хваткой вцепились Элине в плечи; широко раскрытые глаза уставились куда-то в пустоту. – Мне ведома ее боль».
– Элина, – тихо позвала Ферма. – Мы можем вернуться сюда в другой раз.
Элина с ужасом поняла, что скрутила в руках кончики своей дупатты и что пальцы у нее трясутся.
«Довольно призраков!» – велела она себе и глубоко вдохнула, но закашлялась от пыльного воздуха.
– Нет, другого раза не будет. – Элина утерла лицо дупаттой. – У меня встреча с Сэмсоном, а потом тебе нужно отыскать Варуна…
Ферма тронула ее за плечо:
– Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Элина недоуменно посмотрела на наставницу. Она знала библиотеку как Клятву пустыни; ничего нового юми ей не покажет. Или?..
Ферма тем временем уже спустилась, и Элина, оглянувшись напоследок на раздел с текстами о Бессмертных, поспешила за ней.
Пройдя вдоль восточной стены, они нырнули в коридор. Элине был знаком этот проход, отделанный плитками из слоновой кости. Он вел в личный кабинет Ахны. Однако Ферма, не доходя до кабинета, остановилась перед непримечательной на вид плиткой.
Приглядевшись внимательнее, Элина заметила щель в соцветии лотоса, будто выступающем из стены.
– Что это?
– Сейчас увидишь.
Ферма жестом подозвала ближайший светящийся шар и, заострив прядь своих волос, сунула ее в щель и повернула, словно ключ в замке.
Элина ахнула. Стена вдруг отъехала в сторону, а за ней обнаружилась комната размером примерно с ее балкон. В середине стоял массивный сундук.
– Ферма…
– Наиболее важные и драгоценные свитки твоя мама спрятала в этом сундуке и взяла с меня слово молчать. Я собиралась привести тебя сюда в день коронации, а тут ты сама вдруг решила пойти в библиотеку… Так что вот. Считай это подарком.
Элина повернулась к юми, расплываясь в улыбке – первой, казалось, настоящей улыбке за многие циклы.
– Ферма!.. – Она что есть силы прижала к себе телохранительницу; та нежно положила руки ей на плечи и опустила подбородок на макушку.
– Я посчитала, Ахна сама бы тебе все рассказала в свое время.
– Спасибо.
Элина присела перед сундуком, а Ферма открыла его, снова воспользовавшись своей прядью. Внутри сундук был плотно набит свитками, тетрадями и папками. Элина стала осторожно копаться в содержимом. Открыв первую попавшуюся тетрадь, она сразу увидела в углу страницы материнские инициалы.
Ахна любила оставлять свой автограф везде: хоть на изнанке лацкана пальто, хоть на полях исторического манускрипта. На вопрос зачем – она помолчала, задумчиво глядя куда-то вдаль, будто искала опору для собственных мыслей.
– Твое имя, дочка, очень важная вещь. Оно показывает, кто ты такая, – и тебе самой, и всему миру.
Только после ее гибели Элина поняла, в чем был смысл повсюду писать свои инициалы. Это не обозначение принадлежности, а тихая отчаянная попытка оставить след. Разбросать частички себя, чтобы не кануть в безвестности.
