Можно себе представить, какой эффект производили подобные отчеты на принца Уэльского c его приверженностью к морской дисциплине и жестким викторианским воспитанием. За их получением нередко следовал вызов сыновей в отцовскую библиотеку, предвещавший провинившемуся страшную головомойку. Все дети, даже принцесса Мария[16], которая на какое-то короткое время оказалась под властью мистера Хеселла, подвергались подобным «внушениям». Больше всех их боялся принц Альберт, отчасти потому, что был самым чувствительным из старших детей, а отчасти потому, что уже тогда страдал заиканием, которое причиняло ему страдания на протяжении всей жизни, с которым он так мужественно боролся и над которым в конечном счете одержал победу.
Истоки и причины заикания принца Альберта трудно определить. Он, несомненно, был очень нервным, возбудимым ребенком, а его первый детский опыт не способствовал улучшению этого состояния. Он был чувствительным, ранимым и склонным слишком серьезно воспринимать свои ошибки и слабости. Это находило свое выражение то в резких приступах депрессии, то во вспышках злости как на себя, так и на других. Но когда принц только начал говорить, он не заикался, и, видимо, эта проблема появилась у него в период от семи до восьми лет. Ее приписывали тому, что его, левшу от природы, заставляли писать правой рукой. Это породило тревожное состояние, известное в психологии как декстрастресс, и могло повлиять на способность говорить. Однако, какой бы ни была причина, у него начались нарушения речи.
Только те, кто сам пережил трагедии, вызванные заиканием, может оценить всю их глубину и остроту, приводящие в бешенство ограничения и фрустрации, горечь унижения и душевные муки, приступы жалости к себе и страшную усталость духовную и физическую. Но, возможно, самое главное ощущение, что ты не такой, как другие, и нежелание принимать помощь, предложенную из жалости. Только величайший такт, сострадание и понимание способны облегчить участь страдальца, однако эти качества не были доминирующими в атмосфере Йорк-Коттеджа.
Поэтому неудивительно, что мистер Хенселл докладывал об отставании принца Альберта в устных уроках и о том, что тот не склонен принимать участие в беседах на французском с мистером Хуа и на немецком с доктором Освальдом. Мальчик с трудом выражал свои мысли на родном языке, не говоря уже об иностранных, и нет ничего странного в том, что, представая перед своим разгневанным отцом, он терял дар речи и не мог защитить себя.
В некоторых аспектах заикание заставляло его чувствовать себя отрезанным не только от родителей, но и от брата с сестрой. Хотя с ними он чувствовал себя более непринужденно и потому меньше стеснялся говорить, оно мешало ему активно участвовать в их шутливой остроумной болтовне, что являлось частью семейной жизни, и он очень страдал, когда дети с бездумной непреднамеренной жестокостью молодости передразнивали его заикание. Замкнувшись в себе, он переходил от периодов мечтательной рассеянности, когда, по-видимому, был не способен сосредоточиться, к вспышкам эмоционального возбуждения, выражавшимся иногда в приподнятом настроении и чрезмерной радости, а иногда – в бурных рыданиях и депрессии. «Le temperament excitable du Prince Albert, sa disposition hative, la facilite avec laquelle il se rebute devant le moindre raisinnament sont les obstacles contre lesquels il y a a lutter et qu’il faut vaincre…»
