– Дон Диего де Гевара коллекционировал живопись, – продолжала Мария Венгерская после того, как принц Филипп замолчал, – покупал, перекупал, сам заказывал картины. Он владел значительной коллекцией работ нидерландских художников. Ваше Высочество, наверняка, помнит висящую в одном из залов небольшую, совершенно очаровательную работу Яна ван Эйка – молодую пару из семьи торговцев и банкиров Арнольфини, написанную им в коричневых, красных и зелёных тонах.
Принц Филипп ответил чуть заметным кивком, смотря в упор на тётку, заинтригованный её повествованием. Тётка Мария права, мысленно согласился с ней Филипп, эта работа ван Эйка и в самом деле очаровательна. Он, наконец, изволил пройти к креслам, не забыл об учтивости, предложил Марии присесть первой. Беседа продолжалась более непринуждённо. Мария Венгерская видела, племянник не просто вежливо слушает, не слыша при этом не слова и находясь в своих мыслях, а следует её рассказу, смотрит прямо на неё, даже чересчур пристально. Немногословность принца не смущала её. От брата-императора Мария знала: в отличие от разговорчивого, а иногда и болтливого Карла, наследный принц Филипп молчалив и задумчив.
– Она тоже из коллекции Диего де Гевары. Он преподнёс драгоценную доску в подарок моей тётке и предшествующей наместнице Нидерландов Маргарите Австрийской10 в десятую годовщину смерти отца, герцога Филиппа. От Маргариты картина перешла ко мне. Я росла при дворе Маргариты, помню её Святого Антония кисти Босха. По её словам и отец, Герцог Бургундский Филипп, что-то заказывал Босху или покупал его картины. Не исключено, что отец лично встречал художника, как и Диего де Гевара.
Мария почувствовала досаду: последние слова увлекательного для принца повествования о прошлом выглядели будто она оправдывается за владение Босхом, и ещё большую досаду оттого, что так оно и было. Готовя коллекцию к прибытию наследника, Мария долго решала, вывешивать или нет всего Босха. Воспитанный португальской матерью в строгой, бескомпромиссной Испании, принц Филипп мог спешно обвинить её если не в ереси, то в недостаточно сильной вере. «Божий Знаменосец» нет-нет, да и выговаривал ей, но одно дело – зрелый «фламандец» Карл и совсем другое – молодой «испанец» Филипп. В душе она испытывала гордость коллекционера за прекрасные картины и копии с самобытного, ни на кого не похожего живописца, высоко ею ценимого. Его работы казались Марии наполненными столь богатым смыслом, столь многочисленными аллегориями и символами! Сам Иероним Босх не смог бы разгадать все загадки и тайны своих картин, так они многосмысленны. Одни превозносили художника до небес, другие клеймили мрачным еретиком, третьи называли безбожником, а работы его до сих пор копировались и копии пользовались спросом.
При последних словах Марии Филипп встал и снова подошёл к картине:
– От неё веет напряжённым беспокойством и суетливостью. Это триптих, поэтому, казалось бы, должен предназначаться для алтаря. Но на алтарь такое не поместишь. Создаётся ощущение, что весь мир движется в Ад.
– Центральная часть иллюстрирует известную здесь присказку о том, что все земные блага – просто ничего не стоящее сено, но каждый пытается набрать как можно больше, отталкивая остальных. Это резкая сатира. Художник проклинает алчность, которая может привести к преступлениям. Кроме того, до Босха я ни разу не видела иллюстрированных поговорок, – пояснила Мария Венгерская. Ей также пришлось встать и вслед за принцем пройти к картинам.
