Принц Филипп молча кивнул, ничего не сказав. Он пока ещё не знал, что сказать, настолько странными были картины, а произносить слова не обдумав и взвесив их предварительно, было не в его правилах, отчего его речь казалась медлительной.
Мария Венгерская заметила изменившееся настроение принца и тотчас предложила:
– Не пожелает ли Ваше Высочество пройтись по саду перед ужином, полюбоваться цветами?
– Я, пожалуй, предпочту конную прогулку.
– Как соизволит Ваше Высочество. Я распоряжусь снарядить лошадей. Сама же, с Вашего позволения, займусь приготовлениями к ужину.
– Как Вам будет угодно, государыня.
На конной прогулке, совершаемой принцем без свиты, в сопровождении только нескольких испанцев, его не оставляли мысли о недавно увиденном и услышанном от тётки. Он готов согласиться, картины сатиричны. Но настолько злы и гротескны, что граничат с еретизмом. Там и в помине нет благостности и скрупулёзного исполнения ван Эйка или ван дер Вейдена. Упоминание Марией Венгерской его деда и двоюродной бабки, якобы владевших Босхом, заставили принца Филиппа крепко задуматься. Какими же картинами владел его дед, герцог Филипп? Похожими на картину Изабеллы Кастильской? Или на те, что он только что видел здесь? Изображения Святого Иеронима и Святого Антония, что он лицезрел, идут вразрез с общепринятыми. Лица святых отшельников не благостные, они не благословляют смотрящего. Святые сосредоточены и чуть напуганы. И есть от чего: всё пространство вокруг кишит дьявольскими искушениями. Кажется, что святые погружены в отчаянную борьбу, пытаются преодолеть их изо всех сил, а до смотрящих на картину им нет никакого дела. Босх изобразил Святых Иеронима и Антония, как если бы они были простыми людьми. Вернее всего, двоюродная бабка Маргарита Австрийская владела похожим изображением святого Антония, о нём упоминала Мария Венгерская. Может статься в их время они воспринимали всё по иному?… Нет. Божественное есть Божественное а ересь есть ересь во все времена. Но что бы он не говорил и не думал, каждая картина подолгу держит подле себя, заставляет вглядываться, а затем вдумываться. Первой и последней мыслями о странных творениях Босха, отчего он понимал деда и бабку, были: творения эти страшно притягательны, не менее, чем картины ван Эйка или ван дер Вейдена, а может быть – более. Зло притягательно?! Как притягательно! Что за художник Иероним Босх, взявший своей фамилией название своего города Хертогенбоса?
4
Хертогенбос, Брабант, Бургундские Нидерланды. 1477.
Резные башни и острые шпили массивного, доминирующего над Хертогенбосом Собора Святого Иоанна Евангелиста, страдающего от всякого пожара и оттого вечно дострающегося и перестрающегося, взвились в небо так высоко, что паломникам и путникам приходилось глубоко запрокидывать голову, если они хотели разглядеть его каменно-кружевную резьбу.
Утренняя месса и следующая за ней молитва закончились, даже самые рьяные молящиеся, возносящие хвалу Господу и Святым или просящие у них милости и снисхождения, уже покинули Божий Храм. Однако главная церковь города не опустела: мастеровые строили очередную башню, священники обихаживали храм и готовились к следующей мессе, художники расписывали собор, мастера стеклянных витражей трудились над цветными окнами. То и дело слышались одобрительные возгласы похвалы или снисходительно-сочувственные междометия, если работа вдруг не заладилась. Лет пятнадцать назад в Хертогенбосе или Ден Босе, как называли свой город его жители, случился страшный пожар, сожравший в адском пламени едва ли не половину города. Сильно пострадал и главный городской собор. Старожилы Ден Боса в один голос повторяли, что ничего более жуткого им в своей жизни видеть не приходилось. Казалось, что Всевышний после Потопа покарал грешный род людской Огнём и Огонь этот есть ни что иное как начало Конца. Конца Света.
