А противодействовать гневу жителей Мансуры у крестоносцев не было никакой возможности – они были внизу, а их накрывали с крыш. Никто не хотел задерживаться и ввязываться в бои в домах – все стремились вперед, куда их звали военачальники.
Перед дворцом раскинулась площадь, окруженная добротными домами знати, казармами и банями. От площади дворец с цитаделью Мансуры отделяла невысокая, но крепкая стена. Когда рыцари, что добрались сюда, полностью заполнили площадь, стена цитадели и все строения вокруг покрылись тысячами султанских воинов. Полевая армия почившего султана, возглавляемая Фахр эд Дином, стояла перед городом, а в Мансуре расположился гарнизон из верной султанской гвардии – мамлюков. Поверх ярких одежд красного и желтого цвета они носили кольчуги, ничем не уступавшие рыцарским, на шлемах имелись личины, наносники, бармицы и нащечники, на левой руке – небольшой круглый щит с надписями из Корана или арабесками. Спрятав до поры булавы и в ножны мечи, тысячи мамлюков натянули тугие луки.
Над воротами в цитадель и дворец появился командующий мамлюками Аль Малик Бейбарс аль Букдари и поднял вверх булаву, чтобы отдать приказ.
Отчаяние ослепило расширенные зрачки Роберта д'Артуа и сотен рыцарей вокруг него.
– Назад! – скомандовал Гийом де Соннак, отчаянно лупя коня шпорами, ощущая ледяной холод, пробежавший по мокрой от пота спине под доспехом.
Но если примчаться на площадь по дороге не составило труда, то повернуть обратно сотням рыцарей и уйти одним путем было просто невозможно.
Эмир Бейбарс крикнул и опустил булаву. Тысячи мамлюков отпустили тетиву луков.
Дождь стрел обрушился на христиан. Щиты, поднятые рыцарями над головами, не спасали их, ибо сарацины стреляли как навесом, так и напрямую и стрелы летели с разными траекториями. В отличие от всадников в защитном вооружении, кони, покрытые попонами, были вообще без защиты.
Хватило одного залпа, чтобы одномоментно скосить половину ворвавшихся в город крестоносцев. Многие получили более десятка стрел, и если одни застряли между кольцами кольчуги, то другие пробили их и вонзились в тела. Еще живые рыцари падали и не могли выбраться из-под смертельно раненных или наповал убитых коней.
Часть крестоносцев, в основном тамплиеры, успели развернуться и бежать по дороге, остальные, оставшиеся в седле после первого залпа мамлюков, утыканные стрелами, но все же живые, пытались найти путь среди сотен погибших людей и коней, мешающих движению.
И тут мамлюки дали второй залп из луков.
Уильям Лонгеспе, раненный, потерявший коня, пытался выбраться, как ему казалось, на спасительную дорогу. Десять его рыцарей, тоже лишившиеся коней, кто раненные стрелами, кто чудом уцелевшие, поднимая щиты, старались увести сеньора с поля боя. Мимо проскакали прямо по телам умерших три французских рыцаря. Англичане попросили их взять с собой Лонгеспе, но те не стали слушать. Лавина стрел накрыла крестоносцев во второй раз.
Сэр Уильям видел, что три француза впереди сразу погибли, как и их кони. Он оглянулся. Пятеро его людей, изрешеченные стрелами, рухнули на трупы предыдущих. С ним осталось пятеро из всего отряда в двести человек. Вся площадь оказалась густо усеянной павшими крестоносцами. Мамлюки вышли из своих укрытий и начали искать выживших, чтобы добить их.
Виконт Адам де Мёлен силился подняться. Круп мертвого коня не давал это сделать. Еще жеребенком виконт выбрал гнедого себе в рыцарские кони, любил его, объезжал, кормил с руки. Теперь его конь мешал ему попытаться продать свою жизнь подороже. Неподалеку раздался хрип – это мамлюки перерезали горло какому-то раненому. Виконт приподнял голову – вокруг ходили мамлюки, низко нагибаясь над павшими крестоносцами, чтобы никто не смог выжить, изображая мертвого. Ничего особенно не происходило в жизни сорокапятилетнего Адама де Мёлена. Конец, который, он знал, уже близок, должен был последним ярким блеском осветить все предыдущие годы. Пятеро детей остались дома, и один, виконт знал, в утробе его второй жены. Наверное, уже скоро родится. Может быть, сын? Он станет четвертым. Или третья дочка?! Хорошо бы, сын.
