Улочка повернула в сторону, а дальше уперлась в грязный загаженный тупик. К нему выходила дверь одного из домов. Рыцари выбили дверь мечами и проникли внутрь. В доме пряталась семья из семи человек, включая женщин и детей.
Граф велел завалить заднюю дверь всем, что найдется в доме.
– Пьер де Куртенэ, Бертран д'Атталь, встаньте у той, главной двери, выходящей на улицу, следите, чтобы сюда никто не начал прорываться.
Жители дома в ужасе жались друг к другу. Рыцари не обращали на них никакого внимания.
– Так, господа! – сказал, тяжело переводя дух, Роберт д'Артуа. – Дело наше плохо. Не знаю, как, но надо пробраться к воротам. Пока мы здесь прячемся, надо осмотреть раны, перевязать, попить воды и идти на прорыв.
Рыцари угрюмо и обреченно смотрели исподлобья.
– Еще не все, друзья мои! – ободрял их граф, силясь вытащить из спины стрелы. – Мы живы пока, а значит, можем биться.
За задней дверью слышалась возня и десятки голосов сарацин, собирающихся ворваться в дом и покончить с горсткой христиан.
– Может быть, пора помолиться, ваше высочество? – тревожно спросил пикардийский рыцарь Рауль де Куси, сын знаменитого отца Ангеррана де Бове сеньора де Куси, соратника Филиппа Августа и Людовика VIII, участника войн с катарами.
– Рауль де Куси! – строго прикрикнул на него граф. – Нашей последней молитвой будет звон мечей. Не время распускать слюни. Господь и так знает, что мы его верные сыновья! Мы безгрешны потому, что бьемся во имя его, за нашу веру!
Как раз в этот момент мамлюки проломили все преграды и проникли в дом через заднюю дверь. Женщина-сарацинка бросилась к окну, выходящему на главную улицу, и открыла ставень. Она закричала на своем языке, что в доме христиане и гвардии султана надо поспешить сюда. Но на улице в тот момент собирались для последнего боя тамплиеры, и Гийом де Соннак, заглянув в окно, увидел там Роберта д'Артуа. Женщину сразу же убил один из рыцарей графа.
Начался такой же беспощадный и страшный бой, как и на улице. В доме, где в трех комнатах развернуться было негде, резали друг друга с беспредельной ненавистью крестоносцы и мамлюки. Граф д'Артуа сражался неистово, показывая остальным личный пример храбрости, вдохновляя, поддерживая. Все стены в доме забрызгала кровь. Кровь лилась по полу тягучими темными струями, которые быстро затаптывались сражающимися, а под упавшими растекались новые липкие красные ручьи.
Атталь и Пьер де Куртенэ, видя, что все меньше остается людей рядом с графом, бросили пост у двери и присоединились к Роберту д'Артуа. Упорно бились рыцари, как никогда им не приходилось в жизни биться. Но на место павшего сарацина заступали сразу трое, а на место погибшего крестоносца встать было некому. И тем не менее неимоверными усилиями рыцари под командованием Роберта д'Артуа перебили весь отряд сарацин, что неотступно следовал за ними. Несколько человек сбежали, чтобы привести помощь.
С графом осталось всего трое – Пьер де Куртене, раненый Рауль де Куси и Бертран д'Атталь. Бертран тяжело переводил взгляд с дверей на горы трупов – в доме их лежало не менее сотни, погибли и все жители дома, которых крестоносцы зарубили в пылу схватки.
Граф тяжело опустился на единственное место на полу, где не лежал мертвец. Он был обессилен и тихо сказал упавшим, полным обреченности голосом:
– Все, господа! Все!
Атталь, который почти ничего не соображал от усталости, сознания того, как много сегодня он убил сарацин, и собственной скорой смерти, с отупением осматривал кольчугу в поисках ран.
