— В смысле, конечно, хочу. Но дело не в этом.
— А в чём?
Он опять замолчал, она изобразила маленькую вредину и невинно пропела:
— Начните со слов «я хочу», это очень удобно.
Он собрался и признался:
— С Артуром никто не сел.
Вера молча подняла брови, министр продолжил, как неприятный отчёт о собственном провале:
— За его стол не сел ни один человек. Все знают, что вчерашний маг — его брат, и что его семья пропала из Оденса, и что он всегда теперь под подозрением. Никто ничего не предъявляет прямо, но между собой все уже по разу обсудили, что его место в тюрьме, просто на всякий случай. Ему никто ничего не говорил, но он сильный менталист, он и так знает. И они об этом знают, почти все бойцы обратились на склад с просьбой о более мощных ментальных щитах.
Вера молчала, потому что видела, что это не всё. Почему молчит министр, она пока не понимала, но готова была подождать. Он немного собрался и продолжил:
— Он всегда был душой компании, за его столом никогда не было свободных мест. Стоило ему начать что-то рассказывать, вокруг толпа собиралась, стоило начать что-то делать, как сразу набегали советчики и болельщики. А теперь он один. И если это будет продолжаться, он может передумать... оставаться здесь. Я не учёл его социальную зависимость, не думал, что это для него настолько важно. И теперь эта мелкая ошибка, моя ошибка, может всё испортить. Эйнис я отослал из столицы. Барт занят, да и они всегда не особенно ладили. Двейн на больничном, но собеседник из него тоже не ахти. Эрик ранен, в столовую не пойдёт. Док работает, ему нельзя отходить. Кайрис я уже просил, она сказала, что не будет с ним сидеть, потому что никогда не сидела, если сядет сейчас, это будет похоже на милостыню.
Он замолчал, Вера тихо сказала:
— А если я сяду, не будет?
— Нет.
«Дзынь.»
Он посмотрел на часы и нахмурился:
— Надеюсь, что нет. Это должно выглядеть непринуждённо. Так что принуждать не буду. Но попрошу. И в долгу не останусь, — он посмотрел на неё нагловатым взглядом клиента ресторана, который планирует потратить очень много денег, и поэтому ждёт царского отношения, но за этой бравадой просвечивал неловкий страх отказа, настолько сильный, как будто они решали судьбу страны, а не обеда.
Вера поняла, что смотрит ему в глаза слишком долго, когда он первым отвёл взгляд и сказал:
— Вы говорили, вам его не жалко. И тут же говорили, что он вам нравится. Я не понимаю вашего отношения, если честно.
— Почему не понимаете? Всё логично. «Не жалко» — это не плохо, это хорошо.
— Очень странная логика, — нахмурился министр, Вера усмехнулась:
— Нет, она очень простая. Он мне нравится как раз потому, что принадлежит к такой редкой и приятной породе людей, которых не жалко.
— В смысле?
Она загадочно улыбнулась и потянулась, села, завернувшись в одеяло поудобнее, особо не скрывая, что готовится к спектаклю одного зрителя и одного актёра. Села удобно и стала рассказывать, как сказку, с активной жестикуляцией и полным комплектом личного министерского цирка:
— Есть такие люди, которые всю жизнь «несчастненькие», даже если они радуются и смеются, то где-то внутри у них всегда живёт грусть. Такие, типа... как король — от природы слабенькие, больные, обиженные, недолюбленные и обойдённые вниманием удачи. Обычно рядом с ними живёт кто-нибудь вечно виноватый, кто одарён всеми благами чрезмерно и несправедливо.
