Министр пытался изображать скептика, но улыбался невольно, она продолжила:
— И вот, такой человек идёт себе, споткнулся, упал. И он такой изо всех сил сдерживает стоны боли, корчит стоические рожи, говорит — «я в порядке, не беспокойтесь обо мне, я смогу дойти». Встаёт, и такой хромает, ножку подволакивает. И все вокруг него бегают, «а может, тебя понести», «а может, тебе в больницу»? Он отбивается, всем стыдно, что его не предупредили, что там скользко, не поддержали, когда он падал, все пытаются его затащить в больницу, он огрызается, всем ещё сильнее стыдно, все начинают думать — «мы на него слишком давим», «нельзя на него обижаться, ему же больно», «какой я плохой человек, можно было и помягче». И при любом раскладе, как ты себя с ним ни веди, он всегда вызывает чувство вины во всех, кто рядом, вне зависимости от того, что они делают. Даже если он будет лежать в больнице и говорить — «ах, я тебе так благодарен, ты мне так помог, я тебе должен так феерично, что в жизни не расплачусь» — опять чувство вины, в долги вогнал человека.
Министр улыбался и не мешал, Вера продолжала выступать:
— А бывают другие люди — шёл, споткнулся, упал, встаёт, задницу отряхивает и говорит — «блин, я жвачку проглотил». И все начинают ржать, он вопит — «это не смешно, вы придурки, а вдруг она в кишках застрянет!» И все думают — «ы, лох, как он смешно упал». Он дальше идёт и ругается со всеми, они ржут, и через минуту уже никто не помнит. А потом выясняется, что у него перелом, и все опять такие — «придурок, не мог в больницу сходить, что ли? Вообще дебил, так грохнулся, ясен перец, что надо было пойти сделать снимок, сам не сделал — сам дурак». И его вообще не жалко, и никакого чувства вины, хотя он пострадал сильнее. И вот этот второй тип мне очень нравится, потому что я страшно ведусь на вот эту жалость, это практически единственное, на что меня можно поймать и ездить на мне. Так что я стараюсь от этих «несчастненьких» держаться подальше, но их слишком много, они повсюду. А не-жалких мало, и поэтому я их очень ценю. Артур не-жалкий, и это очень круто. У него ситуация — полная жопа по всем фронтам, а мне как-то фиолетово, если честно. Я бы действительно наняла его телохранителем, но не потому, что он в жопе, а потому, что я и раньше считала, что его навыки подходят для такой работы. А то, что он свинья, этому не препятствует, мне с ним всё ещё детей не крестить, мне плевать на его манеры, пока они мне лично жить не мешают. Я с ним пообедаю, если вам это нужно, даже, возможно, получу от этого удовольствие, я уже выспалась, размялась и ощутила мощь, должно и дальше хорошо пойти. Какие-нибудь особые пожелания будут?
Он улыбнулся, кивнул:
— Было бы прекрасно, если бы к нему за стол вернулись остальные. Но это уже программа-максимум, если вы этого добьётесь, это будет чудо.
— Я подумаю, что можно сделать. Идём? Сколько у нас времени? — Она осмотрелась в поисках часов, но их здесь не было, министр посмотрел на свои и сказал:
— Я вызвал его срочно на задание, когда понял, что он за столом один. Он ещё работает, я отпущу его, как только вы будете готовы. Придёте чуть раньше, и сядете за его стол, там накрыто на одного, это будет единственный свободный стол. Он сядет к вам, у него не будет выбора.
— Хорошо, — она собралась вставать, но поняла, что он не торопится, решила подождать. Он ещё немного пособирался с духом и спросил:
