От ужаса волосы на затылке становятся дыбом.
– Нет, конечно!
– Отлично, значит, договорились, – довольно улыбается и плюхается в своё кресло. – К новым обязанностям приступаешь немедленно – я дам знать бухгалтерии и отделу кадров.
– Я могу идти? – не своим голосом роняю.
– Идите, Романова, работайте.
Словно в тумане выхожу из кабинета, прикрыв дверь, и на ватных ногах спускаюсь обратно в зал; побочно подмечаю ехидные выражения на лицах у Юльки и Крыски-Лариски, но переваривать иду к Лине на кассу.
– Ну?! – тут же накидывается девушка с расспросами. – Что он от тебя хотел?! Тебя увольняют? Я так и знала! Не даром Селезнёва такая довольная спустилась от босса – никак наплела ему с три короба, чтоб тебя подставить...
– Что, Романова? – тут же подходят две «подружки». – А ведь я говорила, что тебе всё это аукнется!
– Да-да, Софи, – подхватывает Амёба. – Недолго твоя музыка играла.
Поворачиваюсь к Селезнёвой – её пассаж как-то активно вернул меня в прежнее состояние.
– Скажи мне, Юль, ты размножаешься почкованием? – наигранно задумываюсь. – Ты пришла сюда работать одновременно со мной, а через две недели появилась Лариска – никак от тебя отпочковалась. Вы же два сапога пара – даже желчь у вас одного химического состава.
– Можешь говорить что угодно, сегодня мне ничто не испортит настроение, – блаженно улыбается.
– А как насчёт такого – меня повысили! – демонстрирую ей идеальное состояние своих зубов. – Теперь за то, что я буду поддавать тебе тумаков, мне ещё и платить будут – правда, здорово?
– Что?! – взвизгивает Селезнёва, заставив меня поморщиться – как ещё стёкла не треснули? – Этого не может быть, ты всё придумала, чтобы меня позлить!
– Да? Ну, так поднимись к боссу и узнай.
Психанув, Юлька направляется прямиком на второй этаж убеждаться в «несправедливости», прихватив с собой обалдевшую Лариску, а я поворачиваюсь к Лине, которая сияет, как медный пятак.
– Я тебя поздравляю! – верещит похлеще Селезнёвой и стискивает меня в объятиях прямо через прилавок. – Ты это заслужила!
– Спасибо, – фыркаю, обнимаю в ответ и тут же выпутываюсь из её рук. – Ладно, повышение повышением, а работу никто не отменял.
Возвращаюсь к камерам, весело насвистывая, и уже на ходу прикидываю, что надо посмотреть объявления о сдающихся квартирах: если мать уже зубами вцепилась в этого Константина – надо делать ноги.
Домой возвращаюсь, второй раз за день мысленно закатав рукава; мама всерьёз взялась за устройство моей личной жизни, но и я без боя сдаваться не намерена. Когда после развода с папой в её жизни появлялись мужчины – ничего серьёзного, просто ей хотелось доказать отцу, что она прекрасно обходится без него и всё ещё способна привлечь внимание противоположного пола – я в во всё это не лезла, потому что это её личная жизнь. Лишь один раз я выказала недовольство – когда она притащила в дом парня вдвое моложе себя – но она в весьма грубой форме меня заткнула и посоветовала «не лезть туда, куда меня не просят».
И что я вижу теперь? Или её личная жизнь – это её личная жизнь и только, а моя – достояние всех и каждого?
Вот уж фигушки с маслицем.
Подхожу к двери и слышу с той стороны нечёткий разговор; мозг подкидывает всего два очевидных варианта: либо родительница сошла с ума и начала разговаривать сама с собой, либо «Костенька» всё ещё гостит в нашем доме, а, значит, встреча неизбежна.
А я так надеялась на спокойный тихий вечер, эх...
