Мне потом за него чем, листьями от сирени расплачиваться?
А вот на входящий от мамы реагирую: не отвечу – будет хуже.
– Привет, мам, – привычно здороваюсь.
– Здравствуйте, Софья, – слышу незнакомый мужской голос и начинаю паниковать.
В голове за секунду проносится куча предположений – одно другого хуже: у мамы украли телефон; её сбила машина, и мне нужно искать ей сиделку; ей стало плохо, и теперь срочно требуется пересадка – у неё давно проблемы с сердцем.
Самую страшную догадку пытаюсь в голову не пускать.
– Кто это? – интересуюсь.
– Ах, да, вы меня ещё не знаете, – извиняется. – Меня зовут Константин.
Страх тут же уходит, зато меня с головой затапливает раздражение: могла бы и сама догадаться, кто так настойчиво названивал.
– Я сейчас на работе, Константин, и у меня совершенно нет времени на разговоры, – раздражённо бросаю и скидываю вызов.
А мама-то в этот раз упрямее, чем когда-либо...
От греха подальше выключаю телефон совсем – с ними у нас довольно строго, может даже до выговора и увольнения дойти. Раньше мы перед началом рабочего дня сдавали их в сейф на хранение и забирали в конце смены; сейчас просто оставляем в раздевалке – не знаю, зачем я взяла его с собой.
Наверно, чисто автоматически.
– Слушай, Романова, – появляется из ниоткуда Лариска. – Там приехал клиент на «Джипе» – может, сходишь и его обольёшь бензином?
Перебиравшая неподалёку стойку с печеньем Света противно захихикала, а Лариска, чувствуя поддержку соплеменницы, самодовольно заулыбалась.
– Я, наверно, лучше к боссу схожу – поставлю в известность о том, что ты свою колонку без присмотра оставила, – выдаю с ангельской улыбочкой.
Самодовольство моментально слетает с её лица; вместо этого она задирает нос и топает в сторону туалетов.
– Когда-нибудь я тебе всё это припомню, – шипит сквозь зубы.
Остаток рабочего дня проходит спокойно – даже скучно, я бы сказала; Малик сегодня явно не настроен на общение даже в свой законный перерыв, так что я просто уплетаю шоколадный батончик в компании Лины. А когда до конца моей смены остаётся не больше часа, меня на «ковёр» вызывает директор.
Вздыхаю и плетусь наверх – никак Лариска выполнила угрозу.
Поднимаюсь на второй этаж и нерешительно застываю перед дверью начальника; уже собираюсь постучать, как дверь распахивается, и из кабинета выходит довольная... Селезнёва. Мои брови удивлённо взлетают вверх, в то время как она самодовольно улыбается и топает мимо, гордо задрав голову к потолку.
– Знаешь, у нас очень маленькие дверные проёмы, – роняю ей вслед. – Твоё самомнение через них не пролезет, сделай лицо попроще.
Юлька недобро зыркает и скрывается на лестничной клетке; вздыхаю и вхожу к боссу.
– Звали, Пётр Никифорович?
Наш начальник всегда производил впечатление мудрого человека; даже когда я пришла обивать порог его заправки полгода назад в надежде получить хоть какую-то должность, он не посмотрел на то, что у меня совершенно нет опыта работы, зато есть усердие, трудолюбие и ответственность – а эти качества он в сотрудниках ценит больше всего. Ему было далеко за сорок, ни разу не симпатичен, почти облысел и обрюзг; обычно зажиточные директора ведут себя высокомерно или вызывающе с подчинёнными, но он никогда таким не был. И, к слову сказать, в его присутствии я никогда не чувствовала себя мерзко и не боялась оставаться с ним один на один.
Его единственная ошибка – это связь с Инфузорией.
